Вилли - [8]
— А где ещё?
— Ну не знаю. Вообще. В жизни, — расплывчато ответила Августина и вдруг вскочила: — Ой! Пирог же, пирог! Вечно у меня с тобой всё горит!
На кухне пахло яблоками. Сумасшедше вкусно.
…Мы опять сидели на теплых ступеньках, как вчера. Я — на верхней, третьей, а Августина — на нижней. Так было удобнее разговаривать, мне не приходилось голову задирать. Я обгрызал подгоревшую корку пирога. Ужасно люблю подгоревшее.
— Скажи… А ты всё время печёшь пироги? Так странно. Мама печёт, только когда гости. Или когда папа приезжает. А ты что, каждый день?
— Ну знаешь, я вообще люблю пироги. Люблю, как пахнет. Пирогами. И с тестом возиться люблю. Оно как… Ну, как будто живое. Я знаешь чего хочу? Больше всего! Только… я вот ещё не говорила никому. Хочу свою кондитерскую открыть.
— Ух ты! Здорово как… Кондитерская…
— Ага. Только ты — никому, а то не сбудется. У меня будет маленькая кондитерская, там будет очень красиво. И музыка. И… И ко мне будут все приходить. Ну, не все, а те, кто знает. Готовить буду только сама.
— Я буду приходить, — сказал я. А она добавила:
— Знаешь… Я и сегодня загадала. Что, если у меня будет пирог, кто-нибудь придёт. Кто-то же должен его есть! Ну вот видишь, ты и приехал. На запах, — и она засмеялась. И я вместе с ней.
— А твои когда приедут? — спросил я.
— Папа обещал через неделю.
— Мой папа тоже через неделю…
— А где он, твой папа? — спросила она.
— Я не знаю точно… Он далеко уехал, в другую страну. Он часто уезжает, у него такая работа.
— Какая?
— Ну, стройка. Он там самый главный, на этой стройке. Поэтому, говорит, всё время нужно там быть. Чуть недоглядишь — и всё пойдёт наперекосяк.
— Ух, здорово. Наверное, ужасно интересно. А ты был у него на стройке? Видел, что он там строит?
Я помотал головой. Мне бы и самому хотелось посмотреть, но стройка же далеко. Правда, я видел чертежи.
— Знаешь, это ужасно красиво — чертежи. И ещё рисунки. Там такой… Такой, как замок. С башенками, мостами, переходами… Как в сказке.
— Удивительный у тебя папа, — вздохнула Августина. — Строит где-то волшебный замок…
— Ну а твои! Вообще! В театре…
— Ну и что такого — в театре… Ничего там особенного нет.
Город потерянных вещей
А потом Вилли сказал:
— Поехали уже! Сколько можно трепаться!
И мы помчались. Августина завернула нам кусок пирога в дорогу. Грустно, конечно, что у неё нет велосипеда и она не едет с нами.
— Ничего, — сказала она. — Когда-нибудь. И потом, знаешь, иногда бывают такие путешествия, где надо только чтобы Вилли и ты.
— Почему это?
— Ну… Некоторые места видишь по-другому. Именно когда с ним вдвоём.
И мы помчались. Мимо сиреневых кустов, мимо речки, мимо заборов — та-да-да-да-дам по доскам мостика — и дальше, дальше. Хорошо так ехать, мчаться и не оглядываться. Места было незнакомые, но я не боялся заблудиться. Ведь Вилли тут всё знает, они с Августиной изъездили всё вдоль и поперёк!
— Покажу тебе кое-что, — сказал Вилли. — По этой тропинке давай. И увидишь сам.
Дома кончились. Тропинка петляла между каких-то кустов и неожиданно вывела нас на пустырь. Пустырь, заваленный всяким хламом.
— Стой, — сказал Вилли, и я затормозил. Прямо у дороги валялась жёлтая варежка, давно, наверное, с самой зимы.
— Привет, — сказал ей Вилли.
— Здравствуйте, — на всякий случай вежливо сказал я.
Варежка поздоровалась в ответ, и я даже не удивился. Велосипед разговаривает, чем варежка хуже?
— Ты потерялась? — спросил я.
— Тут все потерялись, — объяснила она. — Такой город.
Какой ещё город?.. Пустырь и пустырь, завален всяким мусором. Ой, нет, не мусором.
— Увидел, нет? — спросил меня Вилли.
И тут я увидел. Правда целый город. Потерянный карандаш рисовал что-то в потерянном блокноте. Оторванная пуговица смотрела на меня через очки без стёкол. Два ключика, позвякивая о чём-то своём, пили чай из забытого кем-то термоса.
— Они ждут, пока их найдут? — спросил я у Вилли.
— Да нет, уже не ждут. Просто живут тут, и всё. Если уж потерялся, то ведь лучше не одному жить. А с кем-то, кто тоже потерялся.
И тут я увидел медведя. Может, он был не медведь, а собака, но это неважно. Он был в шарфе. В большом зелёном шарфе, человеческом, — Медведь-собака помещался в нём почти весь. Может быть, он простудился. Вообще не лето на улице.
— Может, возьмём его? — спросил я у Вилли. Уж очень жалко было оставлять его здесь, такого потерянного.
Вилли пожал рулём.
Я наклонился к Медведю-собаке.
— Хочешь поехать с нами?
Он покрутил мохнатой головой, освободил нос из шарфа.
— Спасибо. Но я не могу. Понимаешь, я же не один. Не могу их оставить.
Пуговица и очки. Шарф. Гнутая вилка. Выходит, они друзья. Что ж, пусть живут все вместе, раз у них тут город.
Я сунул руку в карман и нашёл там лимонную карамельку.
— Вот, — сказал я Медведю-собаке. — Это тебе. Не болей.
— Спасибо, — сказал он. — Большое тебе спасибо.
Мы с Вилли пошли дальше. Я вёл его за руль, осторожно, чтобы не раздавить нечаянно кого-то из жителей. А потом мы пришли на центральную площадь и увидели башню с часами.
— Ничего себе! Они идут, — удивился Вилли.
— Это по-разному, — объяснил нам Медведь-собака — он, оказывается, шёл за нами. — Как повезёт. Часы у нас надолго не задерживаются, их обычно находят. Не хозяин, так кто-то другой. А если кого нашли, так тот собирает чемодан — и всё, привет. Но ещё не было такого дня, чтобы никто не потерял часы. Так что место не пустует.
