* * *
– Игнат, ешь медленно! Жуй, Игнат! У тебя тридцать два зуба для этого!
– Двадцать восемь, – говорю я. Правда двадцать восемь, я считал.
Я и сам себе говорю: ешь медленнее! Потому что съел и сидишь, а остальные ещё жуют.
Если один дома, то нормально – поел и пошёл. А если люди? Сидишь, а они едят, едят… Тогда достаёшь телефон, потому что скучно же смотреть, как другие едят! Папа меня страшно ругает за телефон этот. Но он редко дома бывает.
А в школе я стараюсь есть один.
Но тут у маминой подруги Жени был день рожденья, и она нас с Лёвкой тоже взяла. И вот тут я говорил себе: ешь медленнее! Но не получалось медленно – вкусно ведь! А Женя эта мамина всё говорила: а-а, ты уже всё съел! Растущий организм! Я тебе ещё положу! Я отбрыкивался, а она всё равно.
А потом ещё торт!
В общем, я объелся, как никогда в жизни. Там один дядька за столом смешное рассказывал, а я даже смеяться не мог! Никогда в жизни не буду столько есть. Люди в некоторых странах, вон, голодают, а я продукты перевожу…
* * *
Левой, правой. Самое лучшее на свете – ролики эти. На них у меня голова проветривается. Лечу, рассекаю… Воздух свистит, я чувствую его – воздух. Только не наушники, это не люблю: тогда я теряю окружающий мир и страшно. И потом, отвлекает.
Наушники я люблю дома. Будто отгородился ото всех и сидишь один со своей музыкой.
А на улице не люблю уши затыкать. Я люблю город слышать. Я его люблю, город свой. На роликах очень круто по нему: левой, правой!
Если бы только машин поменьше. Я читал, в Стокгольме так: машин мало, и все на велосипедах. Но велосипед у нас негде хранить. И поднимать неудобно на девятый этаж. А самокат или ролики – пожалуйста.
Я решаю обычно так: если мне потом в метро, то лучше самокат. Если же можно без метро, то ролики проще. Быстрее. Но это если лестниц нет на пути. Вообще можно будет исследовать, что лучше. Самокат vs ролики. Когда-нибудь займусь. В школе можно, там часто времени полно. Если не забуду.
* * *
– К доске пойдёт Зайцев.
Все вокруг тихонько хихикают. Ну и что, и что? Сколько уже можно, надоело.
Иду к доске, решаю задачу эту. Простая.
– Игнат, куда ты торопишься? На поезд опаздываешь?
– Я не тороплюсь, – пожимаю я плечом, – я как всегда…
В общем, пропустил я действие. Ну и что; ответ-то правильный. Я в голове уже потому что сосчитал и забыл записать. Руки у меня не успевают за головой.
– Ладно, – говорит она, – пять с минусом. Хотя вообще это ошибка.
– Ответ же правильный, – говорю.
– Решение тоже имеет значение. Мне нужно видеть, как ты мыслишь.
Ещё чего. Чтобы кто-то видел… Мои мысли – моё личное дело, нечего…
– Ой, Игнат, а почему тебя в журнале нет?
– Потому что я не Зайцев, а Волков, – говорю в стотысячный раз. Никогда не запомнят, я уже не поправляю.
Иду на своё место и задеваю ведро; оттуда вываливается швабра и лупит меня по голове.
Опять.
Это мои грабли, швабра эта.
– Зайцев! Тебе самому не надоело в классе клоуном быть?!
– Я Волков, – говорю я.
Вот скажите, это такие похожие фамилии, да? Заяц и волк – это совсем-совсем одинаковые звери. Да? Или мне не подходит фамилия Волков?!.
* * *
Может, если бы я был брюнетом, меня не звали бы Зайцевым. А так – волосы жёлтые.
Дурацкий цвет, как у Иванушки-дурачка. Жёлтые и торчат. Первый день голову помоешь – нормально; а на второй – уже будто сто лет не мыл. Я пробовал стричься коротко, вышел ужас. Будто один нос на лице торчит, причём на чужом каком-то лице. Лучше уж так, как есть: отросли – и нормально вроде, лицо не очень видно.
Но зайцы же белые! Или серые, русаки, там. Разве бывают такие жёлтые?
Или у меня лицо травоядное, не хищное? Лицо как лицо. Ну, не хищное. Но при чём тут зайцы?!
Обидно, в конце концов. Никакой я им не Зайцев.
И ещё имя: Игнат. Нормальные люди вообще мои родители, нет?.. Ну, это папа назвал. В честь друга, который погиб. Папа, наверное, хотел, чтобы я был на того Игната похож. А я не похож. И что мне теперь?.. Виноват я, да?
Знаете, как меня бабушка зовёт? Ну, как думаете?.. Натик. Ы-ы-ы.
Хотя, с другой стороны – хорошо, что папиного друга звали не Сигизмунд, например. И очень плохо, что он погиб. Он, конечно, был очень хороший. И его имя осталось бы при нём, а мне бы досталось Лёвкино.
А вот Лёва. Я же им говорил, что так нельзя: Лев Волков. Зоопарк какой-то! Но они разве послушают… Мама всю жизнь, оказывается, хотела, чтобы сын – Лёвка, Лёвушка. И не виновата она, что папа Волков оказался.
– Есть же Лев Лосев, – сказал тогда папа. – И Волков – это не Зайцев. Если бы Зайцев, тогда глупо: заяц и лев. А волк что? Вполне самостоятельный зверь.
И он туда же. Его-то, кстати, никогда в жизни Зайцевым не называли, никто.
* * *
Хочу обогнать и не могу. Время останавливается. Я еду на этом эскалаторе сто лет. За это время у меня выросла борода. Я прямо чувствую, как она лезет. Потом седеет…
Уф, спрыгиваю с эскалатора. Обгоняю эту, с телефоном. Тычет туда ногтями своими раскрашенными, фу… И встанет же слева, не обгонишь; кому талдычат каждый день: стойте справа, проходите слева!
