Вилла Пальмьери - [5]

VII. Джорджетти. Вариации для скрипки на тему оперы "Сомнамбула исполняет г-н Джоваккино Джоваккини.

VIII. Беллини. Финальная ария из оперы "Сомнамбула"; исполняет княгиня Элиза Понятовская».

Как видим, если не считать посильного участия г-жи Ла-ти и г-на Джоваккино Джоваккини, музыкальный утренник был устроен исключительно силами княжеской семьи Понятовских; бесспорно, трудно было бы представить себе более аристократический концерт. Исполнители происходили по прямой линии от государя, царствовавшего менее полувека назад. С другой стороны, и среди публики было три или четыре короля, лишившихся трона. Однако, поскольку главное очарование музыкального утренника заключается не в распространяющемся вокруг него аромате аристократизма, мы, признаться, немного беспокоились за качество исполнения. Я, в частности, вспоминал любительские концерты, на которых мне поневоле приходилось присутствовать в Париже и которые оставили у меня весьма жалкое впечатление. С моей точки зрения, единственным различием между теми, кого я слышал, и теми, кого мне предстояло услышать, была знатность артистов, но я не считал княжеский титул достаточной порукой для спокойствия моих ушей. Тем не менее к назначенному часу я явился в концертный зал, устроенный там, где прежде находилась С т и н к е — старинная городская тюрьма. Вот как переменилась жизнь в прекрасной, чудной Флоренции. Если бы Данте вернулся сегодня на родину, то вместо своего Ада он, вероятно, обнаружил бы какой-нибудь бальный зал.

Зал, хотя и очень большой, был переполнен; однако благодаря любезности распорядителей концерта, которых просили оказывать нам содействие, места для нас все же нашлись. Вскоре вышла княгиня Элиза, сопровожаемая князем Иосифом; за ней — г-жа Лати в сопровождении князя Карла; при их появлении в зале раздались дружные и бурные аплодисменты. Но это еще ничего не доказывало: во всех странах мира аплодируют хорошеньким женщинам, а княгиня Элиза — одна из самых очаровательных и утонченных особ, каких только можно увидеть.

Наши певцы-любители явно волновались; это и неудивительно, ведь когда хочешь называться артистом, надо, чтобы твой талант соответствовал твоим притязаниям, и весь партер, даже если каждый отдельный зритель в нем знатный вельможа, становится вполне демократическим собранием просто потому, что это партер. Впрочем, я расценил такое волнение как признак профессиональной состоятельности: посредственные певцы держались бы с большей уверенностью.

При первых же звуках мы испытали безграничное удивление: перед нами выступали не любители, а замечательные артисты; пожалуй, даже в лучших театрах Франции и Италии было бы трудно найти три голоса, которые сливались бы воедино так гармонично, как голоса княгини Элизы, князя Иосифа и князя Карла; закрыв глаза, можно было думать, что находишься в парижском театре Буфф и слушаешь Персиани, Рубини и Тамбурини. И только открыв глаза, мы понимали, что перед нами люди из высшего света. В дальнейшем, вплоть до последнего номера, певцы блистали таким же совершенством исполнения, какое привело меня в полное изумление с первой минуты. Концерт закончился, как и начался, громом аплодисментов; сиятельных артистов вызывали десять раз, и каждый раз они выходили, чтобы приветствовать своих восторженных слушателей. Ведь князья Понятовские принадлежат к поистине необыкновенной семье и, если бы они лишились состояния, как когда-то лишились короны, то вполне смогли бы собственными трудами составить себе новое и, быть может, не менее блестящее, чем то, какое завещал им отец. И в самом деле, невозможно быть более знатным вельможей и в то же время более одаренным артистом, чем князь Карл и князь Иосиф, который, помимо прочего, известен как поэт и композитор; за время нашего пребывания во Флоренции состоялись представления двух его первоклассных опер — серьезной и комической; первая называлась «Прочида», вторая — «Дон Дезиде-рио», и обе имели бешеный успех. Нельзя не учитывать, однако, что у князя Иосифа есть большое преимущество по сравнению с другими композиторами: закончив свою оперу, он вызывает брата и невестку и поручает им две из основных партий, а третью оставляет за собой. Три певца принимаются за работу; месяц спустя все высшее общество Флоренции приглашается в зал Стендиша, а это во

Флоренции то же, что в Париже — театр Кастеллана. Там игру и пение исполнителей оценивает взыскательная публика, вкусы которой маэстро успел хорошо изучить, ведь он улавливает ее настроение и как автор, и как исполнитель. Правда, впечатление в подобном случае может быть обманчиво: нередко на таких предварительных спектаклях опера исполняется несравненно лучше, чем потом, на премьере.

Когда мы уезжали из Флоренции, князь Иосиф, которого по всей Италии уже называют «маэстро», сочинял третью оперу для венецианского театра Ла Фениче.

Концерт закончился в три часа; у нас осталось времени ровно на то, чтобы вернуться домой, поужинать, а затем присоединиться к Корсо. Корсо, как следует из такого названия, это гулянье, место которого может изменяться в зависимости от обстоятельств. На этот раз оно разворачивалось от Порта аль Прато до Палаццо Питти, переходя на другой берег Арно по мосту Святой Троицы. На Корсо, как и в Перголе, собирается элегантнейшая публика из числа местных жителей, а также приезжих. Это флорентийский Лоншан, только под безоблачным небом и при двадцати градусах тепла вместо трех градусов мороза. Здесь все, чьи фамилии заканчиваются на «и» или на «о», на «ов» или на «ев», на «ка» или на «ки», соперничают друг с другом в роскоши. В итоге Флоренция являет собой мировую столицу в миниатюре, ибо тут можно увидеть не только самое большое число экипажей, но также и самые великолепные выезды, какие есть на свете. На Корсо мы опять встретили все семейство Понятовских, из артистов снова превратившихся в князей.