Виктория - [87]

— Я сам приклею марку и отправлю, — сказал Эзра. Этому озорнику их Двора стало неловко за беспардонность Флоры.

Альбер рос и прибавлял в весе. В начале зимы Мирьям родила дочь. А в Хануку мать встала на колени и родила сына. Четыре дня, выбиваясь из сил, подыскивали имя для новорожденного. Тяжко колебались, дать ли ему имя из Библии, откуда многие поколения черпали имена для детей, или же смириться с новой реальностью, ворвавшейся к ним в переулок. В конце концов было решено, что имя, данное Викторией сыну еще до того, как был отмечен союз с Богом через Авраама[44], подходит также и его дяде, который на несколько месяцев его моложе. И чтобы отличить Альбера от Альбера, Альбер Виктории был назван Альбер-Тория, а ее брат, сын Наджии, Альбер-Джия. Что же до письма Эзры, на него ответа так и не последовало.

Глава 18

Виктория помахала платьицем, которое только что кончила шить, и Клемантина, прибежав на ее зов, долго протискивала в него головку, пока та наконец не появилась из узкого выреза. Печальное личико на стебельке-шейке. Глаза у ее старшенькой были большие, как у отца.

— Можно надеть сейчас?

В вопросе слышалась просьба. Такое поведение малышки шло от непрочности ее положения во Дворе. Пару раз она по ошибке прижималась к Азури, как сын Мирьям прижимался к своему отцу. Но дед, зацепив пальцами ее плащик над худеньким плечом, скинул ее с себя, как паутину. Так же точно отбрасывал он и собственного сына Фуада, правда, тот быстро забывал все и снова ластился к нему. Нисан, Назима и Салима с раннего возраста поняли, что, когда он рядом, лучше держаться в сторонке, но когда ему нужна их услуга, исполнять следует немедленно. Альбера-Джию Азури взял на руки, сперва будто взвешивая, потом словно вглядываясь в сомнительную находку, и затем велел Салиме забрать брата, обтер руку об руку и больше к своему последышу не прикасался. Виктория все спрашивала себя, любил ли отец вообще кого-нибудь в жизни. Обе женщины, которые в молодости вызывали в нем душевную бурю, ютятся теперь в аксадре, Азиза — дурно пахнущая мясная туша, и мать Виктории, Наджия, которая кормит грудью Альбера-Джию, голова ее клонится то вперед, то назад, как у плакальщиц в перерывах между завываниями. Лишь в редкие ночи теперь отец кричит: «Наджия! Наджия!» — и, услышав этот его зов, она и сейчас с молчаливым повиновением тащит свое тело к его ложу. Даже привычная злоба ее покинула, и он давно не дубасит ее по голове, потому что уже смирился с ее тупостью, а по хозяйству хлопочут дочки. Ему около пятидесяти, он все еще привлекательный мужчина, в полной своей силе, но улыбки на губах нет. Иногда он задерживается на минуту возле Виктории и глядит на Альбера-Торию молодым взглядом, и губы двигаются под усами. Неделю назад, украдкой заглянув в его колыбель, он прошептал:

— Не стоит слишком показывать его личико, вокруг полно сглазу.

Виктория от счастья зарделась до корней волос.

— Я его только капельку поношу, — сказала Клемантина, и глаза — два озера надежды. — Я просто чуть-чуть пройдусь в нем по Двору.

— Скоро Песах. Это единственный новый наряд, который ты сможешь надеть в праздник, — объяснила Виктория. Девочка послушно приняла ее решение и, скрыв разочарование, побежала играть с Лейлой. Сердце Виктории захолонуло от жалости. Из-за ощущения вины ей показалось, что собственное ее детство было куда счастливее детства ее дочери.

Прошли месяцы, а от Рафаэля не пришло никакого ответа на письмо, которое написал по ее просьбе Эзра. Отец советовал смотреть правде в глаза и смириться с судьбой. Нужно сделать обрезание Альберу-Торию, потому что, если, не дай Бог, что случится… он до сих пор необрезанный. Но Виктория решила подождать еще немного.

— Может, кто-нибудь пошевелит задом и подаст мне завтрак! — крикнула Наджия, укачивая Альбера-Джию на своих костлявых коленях. — Салима, я умираю с голоду!

— Завтрак, сейчас? — удивилась дочь. — Уже почти полдень.

— Я голодная, и я вообще не помню, чтобы завтракала.

Мясная туша пошевелилась на лежанке.

— Нарочно все забываешь, — проворчала ее невестка Азиза. — Всегда во всем винила меня. А ведь не из-за меня Азури тебя колотил за то, что у тебя одежки с веревок пропадают.

Наджия скривилась:

— Да какое мне дело до одежек, которые пропали двадцать лет назад?

И она снова крикнула в залитый ярким солнцем Двор:

— Хоть стаканчик чаю с ломтем хлеба!

Салима на нее не отреагировала, как это водится по отношению к докучливым старикам. Ей хотелось уговорить Викторию, чтобы та разрешила раздеть Альбера-Торию и его искупать.

— Что значит «какое дело»? — хрипела Азиза на Наджию с дикарской яростью. — Говорю тебе, что она воровала с крыши ваши одежки и перекрашивала их в черный цвет или в коричневый. Они годами одевались за ваш счет, а ты перед субботой получала от Азури подзатыльники. И если ты спросишь меня про золото, которое ты прятала в дыры в стене…

Наджия демонстративно заткнула уши.

— Мирьям, иди сюда, утихомирь свою мать! У нее мозги высохли, не про нас будь сказано.

— Нет у меня на вас времени! — ответил голос Мирьям из застекленной комнаты. — Только и знаете, что с боку на бок переваливаться да языками молоть.