Виктория - [83]

Рука посланца пошарила в поисках пачки сигарет, но он вспомнил, что это вечер пятницы, и еще сильнее затосковал по никотину. Наджия вздохнула и снова вытянулась возле Азури. А тот во сне простер свою гигантскую руку, притянул ее к себе и продолжал спать. При свете звезд глаза Наджии и Тойи встретились. Дагур пальцем проверил на ощупь, действительно ли открыты глаза его жены, повернувшейся к нему спиной.

— Эх, был бы над нами хоть кусочек москитной сетки! — прошептал он.

Тойя потерла у него между ног, и его член, протрезвев от выпитого арака, бурно воспрял к жизни. Лежали они без прикрытия на расстеленном на крыше матраце, и он не посмел на нее взобраться, ведь столько народу бодрствовало вокруг. Удовольствовался ее спиной, чтобы излить на нее свое семя. Наджия с Тойей не сводили друг с друга глаз. Всякий раз, когда Дагур в обманном свете луны пихал Тойю в зад, Наджии казалось, что невестка слишком приблизилась к ней и может задеть ее ногой или рукой. В любом случае ей было ясно, что этот ее плоский живот — издевательство над ней самой. Ее глаза буравили лицо Тойи, и она все бормотала:

— Господи прости! Господи прости!

— Потише ты, дядя Дагур! Крышу жалко! — прошептал Нисан.

Рыцарский стяг сник, и Дагур от всего сердца пожелал племянничку:

— Чтоб ты ослеп! Чтоб взял в жены бабу с мордой, похожей на кавалерийский сапог, вроде жены твоего братика Мурада!

Виктория с Мирьям прошли мимо лежанки Азизы, глухота которой оберегала ее сон, и, взявшись за руки, как делали это в детстве, наугад пробрались в комнату Виктории. Сияние звезд туда не проникало, и тьма была осязаемой, хоть черпай рукой.

— Я останусь с тобой до конца, — сказала Мирьям, и Виктория в знак благодарности сжала ей пальцы.

— Циновка там, свернутая возле шифоньера, — указала Виктория.

Мирьям расстелила циновку по полу.

— Погоди, надо проверить, нет ли тут скорпионов.

И она протопала своими могучими ногами по циновке — туда и обратно, пока не запуталась, куда в этой тьме идти, и в панике не закричала:

— Куда это я пришла? Виктория, где я?

Когда они нашли друг дружку, Мирьям помогла ей вытянуться на циновке. Ножи боли резали все сильней, а гнев Виктории все не унимался. Ведь знал же, что болен, может, и в Басре уже знал. Так к чему эти две девчонки, и теперь еще одна, очередная? Сидит там у подножия гор, баюкает себя в гамаке, а сестры милосердия думают, что он холостяк. И благотворители тоже, отцы бейрутских девственниц. Подонок! Права мама, семя у него никудышное. Одни девчонки, одни девчонки. Вот Флора тоже родила Рахель, вылитая Сюзанна, мир ее праху. Сколько еще девчонок рассыпал — от пляжей Бейрута до Персидского залива! И эта шлюха, Рахама Афца, разбогатевшая от покоренных англичан, захвативших Багдад, вернулась в лоно семьи, в переулок, и на руках у нее кудрявая дочка с черными глазами. «Интересно, напялят ли они на себя очки, когда подрастут, чтобы быть копией папаши! — чуть ли не улыбнулась она. — Целый выводок похожих друг на друга девчонок-очкариков, прогуливающихся по переулкам города…»

Новая волна схваток стерла эту воображаемую картину.

Снаружи раздался отчаянный вопль Джамилы, у которой глаза уже почти не видели.

— Дайте мне руку, не бросайте меня, чтоб вашим матерям вас потерять, а тут ступеньки нет? Я в этой темнотище заблудилась. Вы точно знаете, что нет ступеньки?

В старости на жителей этого плоского города, окруженного широкими равнинами, нападает ужас перед ступеньками. Летом дряхлые старики отказываются от свежего и прохладного воздуха на крыше, а зимой они мерзнут в комнатах, расположенных на уровне земли. Джамила принесла в комнату роженицы первобытный страх перед высотой. От нее несло мочой, потом и куриным пометом. Она давно бросила все свои занятия и жила на крохи, которые посылали ей невестки.

Саид с Гурджи довели ее до порога комнаты и направились на крышу.

— Куда вы убегаете? — крикнула она им вслед. — А вдруг будут ступеньки?

Рука Мирьям втянула ее внутрь и закрыла за ней дверь. Джамила встала на колени возле циновки. Имя роженицы испарилось из ее памяти.

— Дочь Азури, я слышала, что твой муж околел. Кто же заплатит мне за работу?

— Я накопила денег, — простонала Виктория.

Пальцы Джамилы, жесткие, как хворостины, пошарили в душной мгле.

— Ты готова, дочка. — В ее голосе вдруг послышалась неожиданная нотка жалости. — Могла и сама родить. Нажми маленько. Где ты, дочь Йегуды? Как у меня из головы повылетели все имена. Вот, держи здесь. Слушай, Наджия…

— Это Виктория, дочка Наджии, — поправила ее Мирьям из страха перед тем, что будет, если повитуха вообще потеряет всякую связь с действительностью.

— Тяжелая зима на нас свалилась. Могильщики разбогатели от холодов, которые вдруг напали перед Песахом. Почему вы меня не пригласили ее оплакивать? Оплакивать я еще умею.

— Она еще не умерла. Лежит наверху рядом со своим мужем.

— Вот развратница! Ведь небось уже старуха.

Мирьям собралась рявкнуть, чтобы она сосредоточилась на роженице, но побоялась ее сердить.

— Ну вот, вот, — сказала Джамила с облегчением. За мальчика повитухе платили гораздо больше, чем за девочку, но ее убогая жизнь научила старуху довольствоваться тем, что дают. — Главное, чтобы вышла здоровая, — утешила она роженицу из женской солидарности.