Виктор Вавич - [183]
«Заснул бы, — думал Виктор, — напился б и заснул бы».
А Сеньковский хлопал ладошкой по столу:
— Давай жрать, что ли! Посылай!
Виктор нажал звонок.
— Да напяливай, напяливай, — дергал Сеньковский Виктора за ворот, — во, во как! И воротник, стой, ворот подыму!
И Виктор ежился, дергал локтями в черном полупальто. Луком и еще кислым чем-то пахнуло из бортов, и Виктор тряс головой.
— Ух ты! — и Сеньковский присел, ухватился за колени. — Ах, черт тебя разъешь, — хохотал, мотал головой Сеньковский. — Жене пойди покажись — фалейтор! Ей-богу, фалейтор; ну, конюх, что с барыней живет, тьфу ты, чтоб тебя, — и Сеньковский нахлопнул на Виктора картуз по самые уши. Он высунулся в переднюю, кричал через смех, через гогот: — Мамаша! На супруга полюбуйтесь. Ей-богу, он с чужой барыней живет!
Виктор дернул Сеньковского назад.
— Брось ты…не понимаю… и она тяжелая у меня, ты, брат…
— Верно, она у тебя не легкая! Да ну их в болото! Ты револьвер! Бери, дурак! Мало что там может.
Виктор скинул картуз, бросил на стол. Глядел в окно, в штору.
— Ты что? — повернул его за плечо Сеньковский. — Идешь? — и губу вперед выпятил, хмуро прищурился на Виктора. — Нет? Так, значит, и доложить? Что с жидами, значит? И пусть царю в морду плюют?
Виктор зло покосился на Сеньковского.
— Да я твою королеву — знаешь, Господь с ней, — а служить, так… Да ты револьвер на шнурок и на шею, чтоб не вырвали там. Ну, готов?
Сеньковский толкнул дверь в прихожую. Груня стояла в коридоре, глядела, рот приоткрыла. Виктор шагнул из комнаты.
— Витя! Не ходи, не смей! — крикнула Груня.
— Служба-с! — и Сеньковский назидательно тряхнул головой. — Приказ в штатском.
— Витя! — Груня шагнула и руку одну вытянула вперед.
— Да мы пройдемся, поглядим там. — И Сеньковский пихал Виктора вперед. — Мы скоро назад.
Виктор шел молча. Передергивал лопатками.
— Что, с приложением полпузанчик? — и Сеньковский захватил в кулак пальто на спине у Виктора, тер по хребту. — Почесать?
Было темно, фонарей не зажгли. Кое-где у ворот глухо гудели темные кучки народу.
— Постовой! — и Сеньковский толкнул Виктора под локоть, кивнул на студента на мостовой. — Снять, что ли, — и Сеньковский огляделся, — или рано?
Виктор молча вертел головой.
Они вышли на пустые улицы, и свет в окнах, теплый уютный свет, и где-то за окном пели хором. Виктор повернул голову на свет, на песню, погладил глазами окно.
— Вот сейчас по-другому запоют, — Сеньковский больно ткнул Виктора большим пальцем под ребра. — Ух, началось, началось! — вдруг, запыхавшись, зашептал Сеньковский. — Фу, черт, завозились с тобой, а дьявол, туды его в доски! — и Сеньковский полубегом заспешил по улице вниз. Виктор глянул: они свернули в улицу, где прямо в конце металось красное зарево, будто хотело вырваться, звало на помощь. Виктор вдохнул, как будто кусил воздуху, и бросился догонять Сеньковского.
— Господа! Господа! — голосом таким отчаянным, бабьим каким-то, кричал длинный, верста коломенская. — Господа! Вы туда? Там евреев избивают! Я тоже на помощь. — И длинный нагонял раскидистыми шагами. — Господа!
Знакомый голос. Вавич не вспомнил, откуда это. Противный.
Виктор не узнал Башкина.
Сеньковский вдруг остановился.
Башкин нагнал, запыхался.
— Господа! Спешим! Может быть, мы…
— Ишь! Полтора жида! — и Сеньковский с размаху ударил Башкина в ухо.
Башкин схватился за голову, падал на Вавича.
— Принимай! — крикнул Сеньковский, и Вавич всю досаду вправил в руку и саданул Башкина в бок. Башкин рухнул наземь, упал, раскинул руки.
— Так! — сказал Сеньковский. — Почин! Пошли, — и он дернул Виктора за рукав. Потянул. — Ходом, ходом. Смотри. Э-эх! Пошло…
В это время пламя взметнулось кустом и красным отсветом дунуло в черную улицу. Сеньковский стал на миг, и вот густым гулом ухнул взрыв и следом далекий визг толпы.
— Ходом! — крикнул Сеньковский и побежал вниз по улице.
Они бежали через пустую площадь, и уж в окнах мелькали пугливые огни и хлопали калитки, и только слышно было, как шлепали ноги, как перебегали под домами люди.
— Забегали… таракашки! — запыхавшимся голосом подкрикивал Сеньковский.
Он топал вверх в гору, и Виктор слышал, через крик и выкрики, как гудел говор во дворах за низкими заборами и, как языки пламени, звенли вскрики поверх гула.
— У, сволочь закопошилася, — и Сеньковский тянул воздух со слюной и вдруг…
Дзлям! — и впереди в окне зазвенели стекла, и как сигнал ударило в душу. К чертям! Посыпалось береженое. Бей! И Виктор сжал кулак. Вон бегут, бегут с факелом — черт его — ножка от мебели и горит сверху рогожа.
— Бей жидов! Мать их в душу… — и вон с маху ломом, ух, дядя какой садит в рамы. Вывеска — «бакалейная».
И вот неистовая нота, отчаянная, острым колом впилась в воздух, и на миг стихло все, и вдруг рванул гул ревом, трещали, взвизгивали двери. Виктор видел, как подсаживали трое дверь ломом — водопроводной трубой, подбежал, рев вошел в грудь, и Виктор дернул лом — сюда, сюда! и засадил у петли. Вали, вали! Красный свет мелькал, мутил тени, едко несло керосином — ух, еще, еще!
Гу-у! — лопнуло! Дверь отскочила, повисла криво над крыльцом.
— Рви! — заорал Виктор. Он дергал дверь, не жалел рук, и вдруг женщина, старуха, кинулась из дверей и стала над ступенями, всклокоченная, рваная, глаза выпучены и руки подняла, вверх вытянула, будто в бездну бросается, рот открыла, кричит, что ли, и трясет в стороны головой.
«Пудя» — рассказ Бориса Житкова для детей, о том что за свои шалости надо отвечать самим. За нехороший поступок ребят пострадал ни в чем не виноватый пес. Помогут ли своему домашнему любимцу дети? Борис Степанович Житков — автор популярных рассказов для детей, приключенческих рассказов и повестей на морскую тематику и романа о событиях революции 1905 года. Перу Бориса Житкова принадлежат такие произведения: «Зоосад», «Коржик Дмитрий», «Метель», «История корабля», «Мираж», «Храбрость», «Черные паруса», «Ураган», «Элчан-Кайя», «Виктор Вавич», другие. Борис Житков, мастерски описывая любые жизненные ситуации, четко определяет полюса добра и зла, верит в торжество справедливости.
Рассказы о смелых и мужественных людях, о том, что случалось с ними в жизни, как они боролись с трудностями и помогали друг другу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Борис Степанович Житков родился 11 сентября 1882 года под Новгородом в семье преподавателя математики. Обучался в одесской гимназии в одном классе с К. И. Чуковским. В 1906 году окончил естественное отделение Новороссийского университета, затем кораблестроительное отделение Петербургского политехнического института. Был юнгой, помощником капитана, ихтиологом, штурманом парусника, рабочим-металлистом, плотником, морским офицером, преподавателем физики и черчения, руководил техническим училищем. Объездил почти весь свет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Вата» — рассказ Бориса Житкова из цикла «Морские истории». Главному герою удалось вычислить предателя и одурачить таможенного досмотрщика. Борис Степанович Житков — автор популярных рассказов для детей, приключенческих рассказов и повестей на морскую тематику и романа о событиях революции 1905 года. Перу Бориса Житкова принадлежат такие произведения: «Зоосад», «Коржик Дмитрий», «Метель», «История корабля», «Мираж», «Храбрость», «Черные паруса», «Ураган», «Элчан-Кайя», «Виктор Вавич», другие.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.