Викинг - [19]
– Лук, у которого натянули тетиву…
– А еще точнее?
– Котел для варки мяса?
– Фу! Это ты чего-то загнул… Подумай, подумай получше…
Кари думал, тер себе подбородок…
– Ладно, скажу, – пожалел его Соти. – Эти бока, весь этот остов при взгляде с кормы напоминает чудесные бедра ядреной красавицы…
И торжествующе посмотрел на Кари синими, как само море, глазами…
Кари немного растерялся. Во-первых, это не очень понятно, а во-вторых, не кощунственно ли сравнивать это бездушное судно с бедрами красавицы?
– Ты в этом деле ничего еще не смыслишь, – снисходительно сказал Соти. – Но что ты скажешь, если узнаешь, что на этом корабле я скоро уплыву туда…
И Соти показал на запад. Показал на море, нет – далеко за море.
Кари не то чтобы обомлел, но на мгновенье замер: шутит, что ли, Соти?
– Нет, – сказал Соти. – Я говорю сущую правду. И я буду не один. А этот красавец себя еще покажет!
Кари долго стоял на месте, прежде чем продолжить свой путь вдоль берега тишайшего нынче фиорда…
V
Он увидел ее издали: она стояла посреди зеленой лужайки вся в белом, вся залитая солнцем. Лодочка Гудрид, на которой она приплыла на этот берег, стояла, уткнувшись носом в песчаную отмель.
Что делала Гудрид? Молилась О́дину? Любовалась высоченной сосной? Глядела в небо? Но что там, в небе?
Они не уславливались о встрече. Просто эта лужайка была ее излюбленным местом. Здесь всегда было солнце, если только оно светило на небе и его не заслоняли тучи.
Кари приходил сюда и поджидал ее. Или, придя, уже находил ее здесь. Вот так, как нынче.
Он шел, не хоронясь за кустами. Шел по гальке, шел, хрустя крупным песком, который попадался под ноги. Она стояла к нему спиной, и казалось, что вот-вот растает, как лесное видение, – так легка, так воздушна эта Гудрид!
Когда Кари подошел совсем близко, она обернулась и улыбнулась ему. Точно ждала его на этом самом месте, точно видела его издали так же, как видел ее он.
У него вовсе запал язык – не сказал даже «здравствуй». Он только видел ее улыбку, только ее губы, красные, подобно клюквенному соку, только зубы, чуть обнаженные и очень похожие на снежинки в январские морозы, когда они сверкают под лунным голубым светом.
На ней было длинное шерстяное одеяние из очень теплой домотканой шерсти. Оно было тщательно отбелено и тоже сверкало. Посреди ярчайшей весенней зелени, вся в белом, Гудрид походила на некую жительницу лесов.
Не зная, что и сказать, он подошел к лодке и тронул ее нос. Потом попробовал, прочны ли уключины? Ему показалось, что на донышке больше воды, чем полагалось бы: значит, неважно просмолена лодка или рассохлась и швы незаметны для глаза, но на воде дают о себе знать.
Он не без труда выдавил из себя:
– Эта лодка требует внимания. Водичка на донышке.
– Правда?
Гудрид приблизилась к лодке, заглянула в нее. Она скрестила на груди руки – перед ним словно сверкнули две белые молнии. И ослепили его на мгновенье.
– И в самом деле вода, – сказала весело Гудрид. – А я и не заметила. Села – и поплыла.
Гудрид глядела не на лодку, а на Кари. Он это чувствовал, хоть и не отрывал глаз от лодки, вернее, от ее днища. Но по правде, сейчас Кари не до лодки. Когда Гудрид рядом – у него мешаются мысли. То ли она умеет привораживать, то ли у него лишь одна слабость вместо силы. Одно из двух…
– Придется ее конопатить…
– Лодку? – смеется Гудрид.
– Да, лодку. – Голос у Кари сделался каким-то глухим, точно он говорил из подземелья. – Сначала конопатить, а потом смолить.
– Это недолго? – спросила Гудрид по-прежнему весело.
– Недолго, если делать как-нибудь, – заметил Кари, – а если как следует, то придется повозиться.
Гудрид приметила в траве цветок и сорвала его. Кари только сейчас увидел в ее руках букетик из маленьких цветов.
– Цветы, – сказал он.
– Да. – Гудрид улыбнулась и прижала цветы к груди.
Он не глядел на нее. Только скользнул взглядом по букетику. «Она собирала цветы», – подумал Кари. И почему-то нахмурился. Бог с ними, с цветами, а как быть с лодкой…
– Надо конопатить, – повторил он деловито.
Он был почти сердит: неужели нельзя присмотреть за лодкой, раз на ней плавают? Нет, Гудрид, конечно, ни при чем, не женское это дело. Но куда смотрит отец, чего зевают братья? Если человек живет у фиорда, в двух шагах от воды, то лучший его друг – лодка. Спрашивается: разве так обращаются со своим лучшим другом?
Кари все это высказал вслух. Немного сердито. Немного озабоченно. И довольно громко…
– Кари…
Он молчал.
– Кари, – повторила она.
– Слушаю.
– Мне кажется, что ты прав. Ведь нет ничего проще, как просмолить лодку. Немного вару, немного пеньки.
– Верно. Мне рассказывали про одного самонадеянного жителя севера. У него был корабль. И он поплыл на нем с двумя сыновьями. Ему говорили знающие дело люди: «Очень сильная течь в корабле». – «А на что же бадейка? – отвечал этот самонадеянный. – Нас трое, и мы выльем всю воду за борт». Сыновья были под стать отцу. Они сказали, что плюют на все, что ходили в море не раз, что море для них что соседняя комната. Такие это были люди.
Он замолчал. Осматривал со всех сторон лодку,
– А дальше? – спросила Гудрид.
– Что?..
– Что стряслось с тем человеком?
Настоящий сборник рассказов абхазских писателей третий по счету. Первый вышел в 1950 году, второй — в 1962 году. Каждый из них по-своему отражает определенный этап развития жанра абхазского рассказа со дня его зарождения до наших дней. Однако в отличие от предыдущих сборников, в новом сборнике мы попытались представить достижения национальной новеллистики, придать ему характер антологии. При отборе рассказов для нашего сборника мы прежде всего руководствовались их значением в истории развития абхазской художественной литературы вообще и жанра малой прозы в частности.
«… Омара Хайяма нельзя отдавать прошлому. Это развивающаяся субстанция, ибо поэзия Хайяма – плоть от плоти народа. Куда бы вы ни пришли, в какой бы уголок Ирана ни приехали, на вас смотрит умный иронический взгляд Омара Хайяма. И вы непременно услышите его слова: «Ты жив – так радуйся, Хайям!»Да, Омар Хайям жив и поныне. Он будет жить вечно, вековечно. Рядом со всем живым. Со всем, что движется вперед. …».
Рассказ о том, как у Джоаккино Россини возник замысел написать оперу «Севильский цирюльник».
«… Ахаун сказал:– Но прежде я хотел бы, чтобы вы послушали одного чудака…– Чудака? – спросил зверолов.– Чудака…– Как это – чудака? – словно бы не расслышал лучший метатель камней.– Вот так – чудак! – Вождь племени чуть не продырявил себе указательным пальцем висок, чтобы показать, какой же это непроходимый чудак.– Где же он? – сказал следопыт, шмыгая носом, точно чудак должен был пахнуть как-то особенно.– Он ждет на лужайке. Перед моим домом.Охотник на барсов вышел из пещеры, чтобы привести этого чудака.Ахаун сказал:– Вы сейчас услышите нечто, но вы не смейтесь.
«… – Почтенный старец, мы слушали тебя и поняли тебя, как могли. Мы хотим предложить тебе три вопроса.– Говори же, – сказал апостол, которому, не страшны были никакие подвохи, ибо бог благоволил к нему.– Вот первый, – сказал Сум. – Верно ли, что твой господин по имени Иисус Христос, сын человеческий, и верно ли, что он властвует над человеком в этом мире и в мире потустороннем?Апостол воскликнул, и голос его был как гром:– Истинно! Мы рабы его здесь и рабы его там, в царстве мертвых, ибо он господин всему – живому и мертвому!Абасги поняли старца.– Ответствуй, – продолжал Сум, – верно ли, что твой господин рожден от женщины?– Истинно так! – предвкушая близкую победу, сказал святой апостол.Сум сказал:– Скажи нам, почтенный старец, как согласуется учение твоего господина с учениями мудрых эллинов по имени Платон и по имени Аристотель? …».
«Фараон Эхнатон» — повествование об одной из узловых эпох истории Египта (начало XIV века до н. э.), особенно богатой гениями зодчества, ваяния и живописи.
Димитр Димов – выдающийся болгарский писатель, лауреат Димитровской премии.В социально-психологическом романе «Осужденные души» воссоздаются героические и трагические события периода гражданской войны в Испании, на фоне которых развивается история любви испанского монаха-иезуита и молодой англичанки.
«Лучи из пепла» — книга о трагедии Хиросимы. Она принадлежит перу видного западногерманского публициста Роберта Юнга, который уже известен читателю как автор «Ярче тысячи солнц». Свою книгу Юнг сам считает наиболее важной из всех, написанных им до сих пор, ибо, по его собственному признанию, «его усилия понять послевоенную историю Хиросимы и рассказать о ней во всеуслышание придали его жизни новый смысл». У книги есть подзаголовок — «История одного возрождения». Автор пытается проследить более чем десятилетний извилистый путь залечивания ран, нанесенных Хиросиме атомной бомбой.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман современного писателя-историка И. Фирсова посвящен становлению русского флота на Балтике и событиям Северной войны 1700–1721 гг. Центральное место занимает описание знаменитого Гангутского сражения, результат которого вынудил Швецию признать свое поражение в войне и подписать мирный договор с Россией.
Как детский писатель искоренял преступность, что делать с неверными жёнами, как разогнать толпу, изнурённую сенсорным голодом и многое другое.