Вихри волшебства - [15]

— Простите, сэр! Простите, сэр, мы очень хотим пить!

Ответа не последовало. Когда Мур прижался ухом к двери, возни господина Таррантула слышно не было. Мур мрачно спустился обратно.

— По-моему, его там нет. Тонино вздохнул.

— Он узнает, когда мы все уберем, и тогда вернется, не раньше. Он волшебник, это точно!

— Но передохнуть-то нам можно! — сказал Мур.

Он оттащил тюфяки к стене и устроил из них подобие дивана. Оба с радостью уселись. Матрасы все еще были страшно сырые и воняли просто ужасно. Мальчики изо всех сил старались этого не замечать.

— А почему ты решил, что он волшебник? — спросил Мур, чтобы отвлечься от вони и сырости.

— По глазам, — ответил Тонино. — У тебя такие же глаза.

Мур вспомнил круглые блестящие глаза, господина Таррантула и поежился.

— И совсем не такие! — обиделся он. — У меня глаза голубые!

Тонино опустил голову и обхватил ее руками.

— Извини, — прошептал он. — Я почему-то на секунду решил, что ты волшебник. А теперь я сам не знаю, что я думаю.

При этих словах Мур встревожено заерзал. Было очень страшно обнаружить — если позволить себе это заметить, — что стоит ему о чем-то подумать, особенно о магии, и тут же оказывается, что думать особенно не о чем. В этом холодном подвале осталось только то, что было прямо здесь и прямо сейчас, и гнусный, как из щербатого рта, запах тюфяков, и сырость, которая выползала наружу вместе с вонью и уже пропитала одежду.

Тонино рядом с ним снова задрожал.

— Нет, так не годится, — решил Мур. — Вставай.

Тонино неловко поднялся.

— По-моему, это какие-то чары, чтобы мы его слушались, — вздохнул он. — Нам же сказали, что взять тюфяки можно будет, только когда мы все приберем.

— А мне наплевать, — отозвался Мур.

Он взял верхний тюфяк и потряс его, чтобы вытряхнуть вонь — или чары.

Оказалось, что делать этого совсем не стоило. Почти сразу же весь подвал наполнился густой, душной, вонючей, комковатой пылью.

Мальчики даже друг друга почти не видели. Но то, что Мур все-таки разглядел, было ужасно. Тонино согнулся пополам и все кашлял и кашлял, страшно, сухо, и подвывал, задыхаясь, когда пытался глотнуть воздуха. Муру показалось, что Тонино вот-вот совсем задохнется, и он обезумел от ужаса — хотя ума у него оставалось кот наплакал.

Он уронил тюфяк, отчего поднялась еще одна туча пыли, поднял метлу и, трепеща от страха и вины, кинулся вверх по ступеням и заколотил по двери ручкой метлы.

— Помогите! — кричал он. — Помогите! Тони задыхается!

Ничего не произошло. Прекратив колотить в дверь, Мур по тишине, которая стояла по ту сторону, сразу понял, что господин Таррантул просто не снисходит до того, чтобы его слушать. Тогда Мур снова побежал вниз, в густую-прегустую пыль, схватил задыхающегося Тонино за локоть и пихнул его вверх, на лестницу.

— Встань у двери, — велел он. — Там воздух чище.

Он слышал, как Тонино кашляет, взбираясь по лестнице, а сам тем временем побежал к грязному, мутному окошку и со всей силы ударил в него ручкой метлы, словно копьем.

Мур хотел разбить стекло. Но мутная пластина только треснула белой звездой и дальше не подавалась, как Мур ни стучал в нее метлой. К этому времени Мур уже кашлял и задыхался, почти как Тонино. И страшно разозлился. Господин Таррантул решил сломить их дух. Ну так ничего не выйдет! Мур пододвинул к окну тяжелый занозистый верстак и влез на него.

Окно было из тех, которые надо поднимать и опускать. Встав на верстак, Мур оказался носом на уровне ржавого шпингалета, запиравшего две половинки окна. Мур ухватился за шпингалет и принялся яростно дергать его. Шпингалет развалился, и ладно — зато окно теперь было не заперто. Мур швырнул вниз ржавые обломки и обеими руками ухватился за грязную раму. Дернул вниз. Дернул вверх. И стал ее трясти.

— Дай помогу, — просипел Тонино, влезая на верстак рядом с ним и пытаясь отдышаться, потому что всю дорогу от двери сдерживал дыхание.

Мур с благодарностью подвинулся, и оба потянули раму вниз. К их радости, верхняя половина окна подалась и соскользнула, и над головами у мальчиков появился просвет шириной дюйма в четыре. В просвет было видно решетку на уровне мостовой и шагающие мимо ноги — ноги в старомодных башмаках с высокими каблуками и пряжками спереди.

Это было очень странно. Странно было и то, что в лица им сквозь щель дул свежий воздух, а при этом наружу вылетали клубы пыли. Но тратить время на то, чтобы подумать об этих странностях, мальчики не стали. Обоих осенило, что если удастся до конца опустить верхнюю половину окна, можно будет вылезти наружу и сбежать. Они повисли на раме, угрюмо пытаясь ее сдвинуть.

Но оказалось, что как ни тяни, а окно больше не открывается. Когда Мур, застонав, отпустил раму, Тонино стукнул кулаком по нижней ее половине и крикнул очередной проходившей мимо паре башмаков с пряжками:

— Помогите! Помогите! Нас тут заперли!

Ноги протопали мимо, даже не задержавшись.

— Не слышат, — сказал Мур. — Наверное, это чары.

— Так что же нам делать? — взвыл Тонино. — Есть хочу!

Мур тоже ужасно хотел есть. Насколько он мог судить, давно пора было пить чай. Он подумал о том, как пьют чай в Замке, о сандвичах с кресс-салатом и о кремовых пирожных... Стоп! В каком таком Замке? Воспоминания вспыхнули и погасли, оставив лишь туманную идею сандвичей с кресс-салатом, роскошных сандвичей с обрезанной корочкой, и пирожных, благоухающих сливками и вареньем. В животе у Мура забурчало, и он был готов взвыть, как Тонино. Но надо было сохранять присутствие духа, потому что он старше Тонино.