Вид с высоты - [7]
— Другими словами, над Фудзё парил всего один человек и вокруг него — тени девушек, покончивших с собой. Призрачные. Понимаешь?
Я кивнул.
Хотя меня не оставляло чувство, что мне не захочется выслушивать эту историю еще раз, когда я узнаю, в чем дело.
Судя по тому, что сказала Шики, она уже разобралась с этим призраком.
С тех пор, как я познакомил этих двоих, прошло уже два месяца. Теперь мне приходится пожинать плоды в виде жутких рассказов. В отличие от этой парочки, мне, как обычному человеку, лучше было бы держаться подальше от подобных происшествий и разговоров о них. Но мне все же не хотелось, чтобы меня игнорировали, и я решил продолжать придерживаться нейтральной позиции.
Шики бросила на меня угрюмый взгляд.
Интересно, что я сделал, чтобы так ее разозлить?
— Но ведь Шики видела там призраков в начале июля? Тогда было всего четыре призрака, я правильно понял?
Мне просто хотелось уточнить, но Шики покачала головой.
— Восемь. Их было восемь с самого начала. И больше самоубийств не будет, на этой цифре все остановится. Но порядок будет обратным.
— Так ты хочешь сказать, что видела восемь призраков с самого начала? Как та странная ясновидящая девочка из телевизора?
— Ничего общего. Со мной все в порядке. Там ненормален сам воздух. Все дрожит и переливается, как на границе горячей и холодной воды.
Тоуко-сан немедленно подхватила тему, истолковав несколько двусмысленные слова Шики по-своему.
— Другими словами, получается, что время там течет неровно, захлестываясь в спирали и водовороты. И сроки, за который какая-то вещь полностью истлеет, рассыплется и сотрется — очень разные. Если хотите знать, индивидуальность человека и память о нем исчезают не одновременно. Когда человек умирает, разве воспоминания о нем немедленно растворяются? Совсем нет, верно? Пока существуют люди-очевидцы, носители воспоминаний, ничто не исчезает бесследно и немедленно. Воспоминания о человеке медленно тают, уплывают и растворяются. Если очевидцем оказывается среда, в которой жил и двигался человек, то воспоминания… нет, правильнее сказать — записи, некоторых особых людей в особых условиях — подобно этим девочкам — могут задержаться и бродить по городу в виде записей-иллюзий. Даже после смерти. Это часть феномена, который представляют собой «призраки». Но видят их лишь те люди, которые отчасти разделяют с ними воспоминания: родители, друзья. Шики — и здесь исключение. В движении подобных «временных голограмм» существуют разные аномалии, но на крыше зданий Фудзё время действительно еле ползет. Воспоминания о девушках, оставшиеся с тех пор, когда они еще были живы, никак не могут догнать нынешнее положение дел. И воспоминания-записи — живут. То, что там видели люди — движение их зыбких теней, потерявшихся в искаженном потоке времени.
Тоуко-сан зажгла следующую сигарету.
Она хотела сказать, что ушедшие в прошлое люди и события не исчезают, если, например, я их помню? Если я их помню — они живы, а… если они живы — их можно увидеть?
Это нечто похожее на галлюцинации… хотя нет, Тоуко-сан использовала слово «иллюзия». Иллюзия — так обозначают то, что не существует в вещественной форме.
Угрюмо заговорила Шики:
— Объяснения меня не слишком интересуют. Призраки неопасны. Что должно беспокоить — так это она. Я ее как следует проучила, но ее настоящее тело находится где-то еще. Если оставить так, то все может повториться снова и снова. Мне наскучило быть телохранительницей Микия.
— Согласна. О Фудзё Кирие я позабочусь. А ты отведи Кокуто домой… хотя нет, до конца его рабочего дня еще целых пять часов. Можешь пока поспать на том этаже.
Палец Тоуко-сан указал вниз. Комнаты вниз ни разу не подметали с прошлого года, и там было грязно, как в котельной.
Шики, как и ожидалось, проигнорировала ее щедрое приглашение. Вместо этого она пробуравила ее взглядом.
— Так что же это было?
Чародейка с сигаретой в зубах неторопливо прошлась по комнате и остановилась у окна. Задумчиво окинула взглядом летний пейзаж.
В комнате не было зажженных ламп, и она тонула в полумраке, освещаясь только естественным светом, падавшим из окна. Со своего места я не мог сказать, миновал уже полдень или нет.
Снаружи пылал ослепительный солнечный свет, очерчивая контур окна яркой каймой. Над пыльным двором дрожал нагретый воздух.
Тоуко-сан помолчала, потом негромко сказала:
— Для начала, следует определить, что означает ее полет.
Я, словно завороженный, следил, глядя ей в спину, как струйка табачного дыма вспыхивает в солнечных лучах. Силуэт Тоуко-сан в сияющей солнечной белизне казался зыбким дрожащим миражом.
— Кокуто, что ты думаешь, когда смотришь на мир с высоты?
Неожиданный вопрос выдернул меня из странного оцепенения.
Я не бывал на большой высоте с тех пор, как еще ребенком оказался на обзорной площадке Токийской башни. Вспомнить, о чем я тогда думал… это давалось с трудом. Единственное, что мне запомнилось — я старался рассмотреть оттуда свой дом, но так и не сумел.
— Какое все оттуда маленькое?
— Не пытайся отделаться глупостями, Кокуто, — холодно произнесла она.
Раньше мне не приходилось над этим задумываться, но невооруженным глазом было видно, что вопрос не так прост, как кажется. Я старательно задумался, пытаясь выдать более серьезный ответ.
Насу КинокоГраница пустоты 04 — Храм пустоты(Kara no Kyoukai)Перевод с японского — Alyeris, Takajun (baka-tsuki.net)Перевод с английского — Костин ТимофейВерстка fb2 — Recluse http://recluse.ru/.
Насу КинокоГраница пустоты 02 — Теория убийства(Kara no Kyoukai)Перевод с японского — Alyeris, Takajun (baka-tsuki.net)Перевод с английского — Костин ТимофейВерстка fb2 — Recluse http://recluse.ru/.
Насу КинокоГраница пустоты(Kara no Kyoukai)Перевод с японского — Alyeris, Takajun (baka-tsuki.net) Перевод с английского — Костин Тимофей.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.