Ветры Босфора - [12]
Шкипер, которому мешает офицер, славно воюющий, подозрителен.
Николай в присутствии Грейга подписал сразу два распоряжения:
- Лейтенанта - в капитан-лейтенанты. И - Владимира второй степени.
И второе. Резолюция Моллеру:
«Письмо шкипера меня не убеждает, ибо всем известно, что раз отданный под суд, может во многих злоупотреблениях замешан быть. Призвать сведущих людей и узнать у них истину».
Грейг был вполне доволен аудиенцией.
Вполне был доволен и граф Канкрин. Не приди он вовремя, эти молодые моты, Главные командиры морей и портов, всенеприменно бы выпросили ассигнования на какие-нибудь нофшества, их глюпым фан-тазиям конца нет. Умрет граф Канкрин - Россия дымом уйдет. Россией печки топить будут.
Казарский же пока не знал, что его имя было произнесено во время
высочайшей аудиенции.
Всех выдающихся русских адмиралов: Лазарева, Нахимова, Истомина, - Николай приметил еще в их лейтенантские годы. И, приметив, не спускал с них глаз.
Лейтенанту же пока было достаточно невзгод, сыпавшихся на него в Севастополе.
Шкипер Артамонов его в упор не видел.
Жаловаться на него было решительно не за что. Но лейтенант угадывал его тяжелую руку, занесенную над ним. Вдруг его призвал к себе командир отряда транспортных кораблей и сказал, что «Соперник» идет и последний поход к Анапе. Потом будет отписан к Дунайской флотилии. Лейтенант, если хочет, может подать «Рапорт» на зачисление в команду фрегата «Евстафий». Там есть вакансия.
Казарский десять лет отзвонил в лейтенантах и все под чьим-то началом. «Соперник» - его первый опыт командования кораблем. Если не шкиперу, то кому еще мог помешать «Соперник» в составе Черноморского флота?
Было обидно.
3. АНАПА
Из «ОБЩЕГО МОРСКОГО СПИСКА» [14]
(«Морской сборник».
Царствование Александра I Часть VII
Санкть- Петербург, 1893).
КАЗАРСКИЙ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ
1811 г. Поступил на службу в Черноморский флот волонтером
1813 г. Пожалован в гардемарины.
1814 г. Произведен в мичманы.
1816- 1819 гг. Командуя военными лодками в составе Дунайской флотилии, плавал между Измаилом и Килией.
1819г. Произведен в лейтенанты.
1822 г. На транспорте «Ингул» плавал между Севастополем и Глубокой Пристанью.
1823 и 1824 гг. На корабле «Император Франц» крейсировал в Черном море.
1826 г. Командуя бригом «Соперник», плавал у крымских берегов.
1827 г. Командуя тем же бригом, доставил из Одессы и Очакова мостовые понтоны к Килийским гирлам Дуная.
1828 г…
Турки упорствовали. Война продолжалась.
«Соперник» и три катера сопровождали караван «купцов». Шли из Одессы в Суджук-Кале. На «купцах», гражданских судах, зафрахтованных военным ведомством, порох и вооружение для Анапы, уже взятой, но вновь и вновь подвергающейся нападениям.
Зело мешала Анапа, пока была под турками, военному флоту России.
Зело мешала купцам российским и малоросским. А Одессе, быстро богатевшей, более всех. Опасность встретить «султана» в море и оказаться на всю жизнь гребцом, прикованным цепью к галере, была ежечасной. Но купец на то и купец - не рискнет, не продаст.
Боялись турок одесские купцы.
Боялись, и от боязни смелели.
Хаживали под охраной военных и к берегам Румелии, и к Батуму, и к Поти. А при сшибке с турками в море лезли в рукопашную, дрались не хуже матросов из абордажных команд.
Пока турки имели крепость так близко - завтрашнего дня не угадаешь.
Четыре века - начиная с XIV - Османская империя называла Черное море «Геркели-гей», «Внутренним озером». Оно и было для турок таковым. Швартовались турецкие корабли в любой точке побережья, как у причалов Стамбула, или Бабалы, или Пендераклии. Падет Анапа - конец Внутреннему озеру. Здравствуй совсем другое водное пространство: ЧЕРНОЕ МОРЕ, столько же принадлежащее Порте, сколько и России.
Султан Махмуд II - политик хитрый и правитель с умом аналитического склада - имел несчастье встать во главе Османской империи не в ее Золотой век, а в период распада, развала. Под ударами бунтующих алжирцев, греков, хорватов, черногорцев, сербов империя распадалась. Время членило ее, словно это была не империя, а апельсин, который так легко разделить на дольки.
Россия поддерживала христиан.
Султан Махмуд понимал: запоздала Порта с реформами. У России был Петр I, создавший регулярную армию и регулярный флот. Турция 1828 года что Россия времен Ивана III или даже царя Алексея Михайловича. Нет, даже брат Селим понимал, в чем причина горьких поражений Порты: мир переменился. Янычары - Европа брезгливо называла их полчища бандами - хороши были для грабежей былых веков. Их время прошло. Брат Селим попытался разогнать янычар. Но брат Селим - не Петр. Был убит в своих же дворцовых покоях.
С заговорщиков полетели головы.
Махмуд продолжал дело брата, реформы.
… Ветер дул ровный, свежий. Лето никак не входило в свои права.
«Соперник», радуясь хорошему ветру, шел на Суджук-Кале под марселями в один риф, под фоком и гротом. Казарский стоял на шканцах. Думал и о Турции, теряющей силу, но все еще очень опасной. И о делах своих, куда более остро ранящих.
Ну кто еще, если не главный шкипер за этим переводом брига в Дунайскую флотилию?
Он! Конечно, он!
Хитрый человек. Настырный. Медведь-шатун. Обозлится - все берегись.
«Севастопольская девчонка» — это повесть о вчерашних школьниках. Героиня повести Женя Серова провалилась на экзаменах в институт. Она идет на стройку, где прорабом ее отец. На эту же стройку приходит бывший десятиклассник Костя, влюбленный в Женю. Женя сталкивается на стройке и с людьми настоящими, и со шкурниками. Нелегко дается ей опыт жизни…Художник Т. Кузнецова.
В своем новом произведении автор обращается к древнейшим временам нашей истории. Х век нашей эры стал поворотным для славян. Князь Владимир — главный герой повести — историческая личность, которая оказала, пожалуй, самое большое влияние на историю нашей страны, создав христианское государство.
О дружбе Диньки, десятилетнего мальчика с биологической станции на Черном море, и Фина, большого океанического дельфина из дикой стаи.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.