Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века - [56]

В рукопись между листами 59–60 вложена и приплетена вырезка (вероятно, из славянофильской газеты «Русь», выходившей в 1880–1886 годах) с публикацией, где пересказаны три архивных дела о людоедстве у народов Сибири в конце XVIII – начале XIX века. Рядом, на отдельном листке – две сделанные рукою Блинова выписки про случившееся в Малмыжском уезде: о найденном безголовом трупе и о потерявшихся детях. А при 64-м листе вложен и приплетён небольшой кусок газеты, на котором помещено начало заметки под заголовком «Судебная хроника». В ней со ссылкой на «Волжский вестник» говорится о «столкновении» в казанском суде обвинителя и защитника на процессе над четырьмя чувашами, обвинявшимися в разрытии могилы из суеверных побуждений. Всё такое было важно для Блинова.

Без гнева и пристрастия?

Если сравнить рукопись с опубликованным вариантом, можно выявить те части текста, которые остались не напечатанными. На листе 15 есть отрывок текста, заключённый в квадратные скобки, который не был сохранён в печатном варианте книги. Тут Блинов рассуждал умозрительно. Указав на скрытность вотяков, он заявил: «Вот почему, не располагая “положительными” фактами отрицательного характера, имея, напротив, определённые сведения известного рода, при всём желании нашем “не верить” в действительность жертвоприношений, мы не решаемся не признавать возможность их». Косноязычие, видимо, стало результатом попытки высказаться как можно деликатнее. И всё же главное понятно: твёрдо установленных фактов человеческих жертвоприношений нет, но нет и очевидных опровержений этого. А значит, ритуальные убийства могут случаться. Подозревать вотяков можно и нужно! Логика небезупречна… И следом: «А это обязывает нас высказать своё мнение открыто. Нет ничего легче, как “замолчать” народный говор. Но какой и кому может быть интерес предоставлять свободно циркулировать верным или неверным толкам и в то же время избегать печатной гласности, из-за того только, что в “литературе нет указаний” или что в архивах не нашлось “дел” и т. п. По нашему мнению, всякое (подчёркнуто автором. –  В.К.) подозрение в жертвоприношении должно быть выведено на свет божий; тогда только, шаг за шагом, будет выясняться истина в том или другом смысле, т. е. за или против возможности человеческих жертв. Частному лицу трудно заручиться обширным материалом; приходится довольствоваться тем, что возможно узнать, не оставляя своего места, не располагая экспедиционным способом исследования. Тем не менее мы надеемся дать много нового материала по вопросу о сущности вотской, языческой религии, о жертвоприношениях, в том числе и человеческих, и проч. Предварительно, впрочем, скажем несколько слов в виде самозащиты, предполагая, что наши замечания могут вызвать подозрение (лицемерное) в намерении “опорочить целую народность” и проч.».

Далее, на листах 15–17 – длинный пассаж, где говорится, что следует с доверием относиться к присяжным заседателям из местных жителей, которые уже дважды выносили обвиняемым обвинительный приговор. Они, мол, не стали бы просто так брать грех на душу. Да и знают они вотяков лучше, чем «лица посторонние, хотя последние считают себя в решении вопроса компетентнее всех других, проживших весь свой век в местности, населённой вотяками». По словам Блинова, «компетентность же эта зиждется не на основательном научном знакомстве с действительною жизнью вотяков, а только на отсутствии официальных данных и указаний в этнографической литературе». Кажется, тут можно уловить намёк на то, что сам-то он, приходской священник, даже не располагая возможностью «экспедиционного» изучения «вотской религии», всё же сумел провести научное ознакомление с её истинной сущностью. Блинов провозглашал: «Итак, становясь под эгиду суда присяжных двух судебных сессий, мы представляем на суд общественный то, что знаем – не по Мултанскому делу – а вообще о жертвоприношениях, в том числе и человеческих, минувших лет. За отсутствием “виновных” (за давностию лет) мы можем рассуждать sine ira et studio» (лат. «без гнева и пристрастия»).

Важные открытия священника

В начале, вслед за первым листом рукописи идут два непронумерованных листа, за которыми следует много набело переписанных листов с нумерацией, начинающейся снова с единицы. А на этих двух, заполненных только с лицевой стороны, помещено четыре абзаца текста. Прошедшее время глагола в первом же предложении допускает вероятность того, что этот отрывок предназначался для заключения книги. Но, судя по тому, что он вложен в начало рукописи, это всё же часть введения. Кроме того, автор именно во введении мог так интриговать открывшего книгу читателя: дескать, я обнаружил, что верования вотяков происходят от некой известнейшей религии, а от какой – смотри дальше. На этих двух листах имеются карандашные исправления. И ещё: первый и третий абзацы перечёркнуты вертикальной карандашной линией, а в последнем абзаце каждая строка зачёркнута, причём теми же чернилами, которые использовались для письма. Видимо, последний абзац был отвергнут автором сразу по написании, а два других – уже после, при перечитывании.