Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века - [55]

. Известный борец с религией Е. Ф. Грекулов заклеймил Блинова «инквизитором в рясе», «мракобесом в рясе»[379]. Показательный пример обнаруживается в книге Л. С. Шатенштейна о Мултанском деле. Перечислив благородных защитников удмуртского народа: В. Г. Короленко, А. Ф. Кони и прочих, – он начертал: «Их противниками были известный своими реакционными взглядами профессор Казанского университета этнограф Смирнов, священник Блинов и другие»[380]. В отличие от «защитников», уважительно поименованных, «противников» пропечатали и припечатали без инициалов – в стилистике партийно-чекистских документов. Суровы, безапелляционны утверждения и в книге советского юриста, специалиста по судебной экспертизе: это был «политический процесс, в котором царский произвол и беззаконие слились в преследование инородцев, что имело для самодержавия свой политический смысл и свою гнусную цель – сеять раздор в народе, натравливать на религиозной и иной почве одну нацию на другую»; «с самого дна поднимала царская клика тёмные силы реакции, невежества»[381]. Видимо, автор – не слишком хороший юрист, раз он, не приводя никаких доказательств, сразу определил, «кому выгодно», и чуял, кого следует заклеймить. Но поскольку он всё же судебный эксперт, то вот его версия событий: дело неясное, однако возможно, что страдавший эпилепсией нищий упал, расшиб голову и умер, а уж чудовищные манипуляции с мёртвым телом проделывали те слуги режима, которые решили устроить провокацию. Конечно же, это провокация!..

К сожалению, такого рода упрощённые трактовки прослеживаются и в современной историографии. В обобщающей книге, вышедшей уже в XXI веке, Мултанское дело описано так, будто на дворе всё ещё 1930-е годы. О Блинове там сказано: «Однако в лице “учёного” попа Н. Н. Блинова официальная церковь встала на защиту инквизиционных методов обвинения. Короленко снова выступил в печати, разоблачая изуверов в рясах, помогавших изуверам в мундирах»[382]. А в Удмуртии к столетию завершения Мултанского дела были проведены конференции и по их итогам выпущены два сборника, сравнение которых демонстрирует различные подходы к оценке давних событий. Один, ижевский, во многих статьях откровенно и вполне по-советски тенденциозен, а в другом, вышедшем в Глазове, сделана-таки попытка отказаться от замалчивания неудобных для местных авторов фактов и хотя бы поставить вопросы для научного обсуждения[383]. По словам историка из Удмуртии Е. Ф. Шумилова, работы которого противостоят традиционно-советскому направлению в понимании и осмыслении тех событий, «…Мултанский миф – неприкасаемая “священная корова” удмуртской историографии»[384]. Характерно, что это опубликовано в сборнике, который вышел не в Удмуртии, а на Вятке.

Вятские же историки пишут о Блинове вполне сочувственно, но только не в связи с Мултанским делом. Очевидно, нашим современникам непросто совместить симпатичную личность доброго и честного пастыря, который нередко терпел опалу от косных церковных руководителей, с тем мрачным типом, что решил публично бросить удмуртским крестьянам обвинение в человеческих жертвоприношениях.

Пожалуй, самой важной работой о Блинове до сих пор остаётся очерк известного краеведа и библиофила Евгения Дмитриевича Петряева (1913–1987), вошедший в одну из глав его книги 1970 года[385]. Глава эта называется «Скромные деятели». Петряев использовал неопубликованные письма Блинова[386]. Важно, что и в частных письмах Блинов предстаёт человеком в высшей степени благородным, который ратует за просвещение, искренне сочувствует удмуртскому народу. Петряев даже в условиях жёсткой провинциальной цензуры сумел отметить эти качества священника. По его словам, «нет никаких оснований сомневаться в самых добрых намерениях Блинова»[387].

Рукопись из музейной библиотеки

Автограф Блинова имеется на составленном им «адресе-календаре» уездного города Сарапула из библиотеки Кировского областного краеведческого музея[388]. Эту брошюру он надписал: «Глубокоуважаемому Николаю Александровичу Спасскому. Николай Блинов». Н.А. Спасский (1846–1920) – известный вятский краевед, статистик, историк, редактор[389].

В библиотеке музея находится и несколько экземпляров той самой книги «Языческий культ вотяков». Что важно: там же хранится и рукопись этой книги Блинова, с поправками и дополнениями[390].

Принято считать, что книга Блинова была подготовлена к печати ещё до завершения всех судебных заседаний, но Короленко посоветовал отложить публикацию. Когда же в 1898 году она была, наконец, напечатана, Блинов выслал её Короленко[391].

Анализ музейной рукописи показывает, что её доделка проводилась в 1897–1898 годах, но это не окончательный вариант – не тот, который был направлен в типографию. По всем признакам, текст, имеющийся в нашем распоряжении, итоговым так и не стал. Похоже, что с этой рукописи затем была сделана более аккуратная писарская копия, со всеми уточнениями.

Выходит, что если Блинов набросал некий текст ещё в 1895 году, то это было далеко не то же самое, что впоследствии вышло из печати, и даже не то, что содержится в рукописи из краеведческого музея. Теперь ясно, что Блинов работал над книжкой долго, несколько лет, всё возвращаясь и доделывая.