Ветер западный - [61]
О том, как дьявол разжился на изменчивой природе музыки
— Жил-был рыбак, сиживал он в лодке, покачиваясь на волнах в мерцающем море, где в изобилии водилась рыба, и чешуя ее тоже мерцала, отливая то зеленым, то пурпурным, синим или розовым цветом, когда ее вытягивали из воды, подцепив очень острым крючком. День изо дня рыбак забрасывал в море удочку с острым крючком, крепил удилище к лодке и принимался играть на арфе, так он придумал рыбачить — играл на арфе столь сладостно, что рыба гурьбой плыла к его лодке и охотно заглатывала крючок.
К вечеру рыбак приносил домой садки, что едва не лопались, столько в них было рыбы; его семейство хорошо питалось и не без основания надеялось, что голод им не грозит. Часть улова рыбак сбывал незадорого в соседних деревнях, и там тоже никто не голодал. Все было хорошо. Известное дело, когда все хорошо, только и жди, когда все станет не очень хорошо; так оно и случилось.
Однажды зимним днем дьявол приплыл на лодке, орудуя веслами, встал за скалистым выступом, чтобы его не видно было, бросил якорь и засвистел; свист его был сладостен и воздушен не менее чем звуки арфы — по крайней мере, на слух рыбы, которая (хотя и не по своей вине) слабо разбиралась в подобных вещах. По недомыслию своему рыба поплыла к крючку дьявола. Рыбак, озадаченный пренебрежением к его крючку, попробовал играть на арфе другую музыку, самую разную, но ничего не изменилось. Неделями, месяцами дьявол прятался за скалами, а рыбак приносил домой садки, заполненные лишь наполовину, затем на четверть, потом почти пустые и, наконец, совсем пустые, пока от рыбака и его семейства, а также от жителей соседних деревень не остались кожа да кости, настолько они изголодались.
Казалось, рыбаку пришел конец, еще чуть-чуть — и у него не хватит сил выйти в море и рыбачить в зимнюю стужу. Вдобавок ужасные сомнения терзали его: почему рыба более не льстится на его наживку — вся погибла (не погибла, он видел ее под водой) или Господь наказывает его, а если так, то за что? И пришел бы рыбаку конец, если бы одним ясным днем солнечный луч не заискрился золотом, упав на нос его лодки, где лежал новехонький крючок. Золотой крючок — оставалось лишь прицепить его к удочке. И надо же, стоило рыбаку закинуть удочку с этим новым крючком, как рыба позабыла о дьяволе и вернулась к рыбаку.
Кто из вас догадался, в чем смысл этой истории? Филип? (В том, что дьявол — прожорливая сволочь, отче.) Но подумайте хорошенько… Моррис Холл, кто такой рыбак? (Старина Клир, что из Борна? Он еще торговал рыбой здесь и помер от язвы на ноге. А может, это один из апостолов?) Нет, нет, рыбак — это вы, все и каждый из вас. Видите, как музыка дьявола умеет привораживать? Но с золотым крючком — служителем Господа, таким же, как и ваш священник, то есть я, — разница становится очевидной, и отныне свистом дьявол пусть тешит сам себя.
Почему я заговорил об этом в моей проповеди, когда у нас и без того есть о чем поговорить? Да, я знаю, что Томас Ньюман, упокой Господь его душу, рассказывал кое-кому из вас о воздушности музыки и о том, как, будучи сотканной из воздуха, она легко совмещается с воздухом в вашем ухе, а также с воздушностью человеческой души, и, будучи столь легкой на подъем, музыка способна образовывать связь между нашими мелкими грешными телами и величественными небесами. Я знаю, он говорил вам, что музыка может быть проводником “космических флюидов”, как он сам выражался (и Господь свидетель, вряд ли кто из нас понимает, что это значит). И порою он играл для вас на лютне, дабы показать, что упоение музыкой способно приблизить вас к небесам. Я понимаю — сейчас, когда у нас внезапно отняли Ньюмана, вы испытываете сердечное желание чтить и беречь память о нем, в том числе и о его представлениях о музыке.
Но я принес с собой трактат, предостерегающий от подобного душевного порыва, под названием “О дьяволе, разжившемся на изменчивой природе музыки”. Верно, музыка может быть чудесной и привольной, подобно дыханию Господа, и, однако, на свете нет более коварного искусства: музыка изменчива почти как духи, слепленные из паров, дьяволу ничего не стоит перехватить ее в полете, чтобы использовать в своих целях. Между сладостными звуками, что вы извлекаете из свирели, к примеру, имеются паузы, в которые легко втереться дьяволу с его кознями, и даже без пауз он все равно вотрется, ибо этот враг рода человеческого умеет сжиматься до мельчайшего размера.
Я хочу объяснить вам, мои прихожане, что, несмотря на всю прелесть музыки, она уязвима для сил ада — в самой прелести ее уже заключена уязвимость. Но у вас есть я — ваш золотой крючок; я — тот, кто может открыть вам Божью правду, и, впитав эти святые истины, вы не пропадете. Дьявол способен явиться к вам посредством музыки, но я его посредником никогда не стану. Наслаждайтесь вашей музыкой, но берегитесь уверовать в то, что музыка ведет к Богу, ибо ничто и никто не приведет к Нему, кроме служителей Господних.
Кое-кто из вас верит, что Ньюман подаст весточку из иного мира, сыграв на своей лютне, и его музыка прорвется к вам по воздушным путям, и тогда вы поймете, что он прошел через чистилище. Хватит прислушиваться. Положим, вы услышите лютню, но как вы поймете, что это он играет, а не дьявол? Я же, напротив, пойму, поскольку если музыка достигнет моих ушей, значит, она от Бога, — для этого мои уши более годны, чем ваши. Если такое случится, я скажу вам и мы возрадуемся, узнав, что душа его на пути к небесам и след ее помечен изысканными звуками, подобно сиянию, что сопровождает падающую звезду.
