Ветер удачи - [37]

В тот же день на вечернем построении Мартынов знакомил будущего командира с ротой. Когда старшина Пронженко закончил перекличку и была дана команда «вольно», Чижик пробежал взглядом строй, словно отыскивая кого-то среди нас, а потом спросил:

— Абросимов, это кто?

— Абросимов, выйть з строю! — скомандовал старшина.

Я стукнул по плечу стоящего впереди, а когда он уступил мне дорогу, сделал три шага вперед и четко повернулся кругом.

— Вы откуда призывались в армию? — спросил Чижик, разглядывая меня сбоку.

— Из Джамбула, товарищ старший лейтенант, — гаркнул я так громко, что тот вздрогнул.

— Эх, дела-делишки, не то, — вздохнул Чижик, покачав головой. — А жаль… Можете стать в строй.

Эти вопросы почему-то вдруг разволновали меня. Спрашивать, что вызвало у него интерес к моей скромной особе, было неудобно, к тому же сразу после построения они с Мартыновым ушли из казармы. Но я все время думал об этом и долго не мог заснуть.

А через день наша рота выехала на боевые стрельбы из миномета. Для полигона выбрали участок невспаханного поля, где было поменьше грязи. Минометы расположили в естественном укрытии у обратного ската пологого холма. Это были первые стрельбы боевыми минами, и поэтому для облегчения подготовки исходных данных наблюдательный пункт не стали смещать в сторону, а оборудовали на вершине холма в створе с целью. «Пусть привыкнут, пусть обстреляются», — сказал Мартынов.

На разном удалении от НП были расставлены фанерные макеты орудий и пулеметных гнезд. Подготовкой данных для стрельбы занимались по очереди курсанты и, естественно, под бдительным присмотром своих опытных наставников. А начальства собралось тут немало. От командира батальона до младшего лейтенанта Зеленского.

День выдался теплый и пасмурный, но иногда в разрывах туч прорывался к земле огненный столб света, и поле в этом месте сразу же оживало, слюдянисто поблескивали свежие лужицы, и над комьями земли у обочины полевой дороги начинал куриться тонкий прозрачный парок.

По алфавиту первому готовить данные для стрельбы выпала честь мне. В этом вечное преимущество и вечный недостаток фамилии Абросимов. Контроль за моими действиями был поручен бывалому артиллеристу старшему лейтенанту Чижику. Кроме нас двоих, на наблюдательном пункте был Сашка Блинков — ответственный за связь. А связь с огневой позицией была наипростейшей: команды передавались по цепочке. Десять курсантов залегли на расстоянии метров тридцати друг от друга, чтобы дублировать команды стреляющего командира, то есть мои.

На огневой, помимо боевых расчетов, находились и командир батальона, и адъютант старший, и даже старшина Пронженко. Остальную часть курсантов увели в укрытие, и только группа командиров взводов да старший лейтенант Мартынов, еще не окончательно передавший дела Чижику, с биноклями в руках пристроились у сырой скирды чуть ниже и впереди наблюдательного пункта. Участия в стрельбах они не принимали. Для них это тоже был своего рода экзамен.

Я был уверен, что подготовка данных без учета смещения НП оказалась бы по силам любому третьекласснику. После того как мы определили расстояние до цели, на подготовку не ушло и минуты. Я передавал Чижику установки угломера, прицела и количество дополнительных зарядов, а он, поглядывая на буссоль, перепроверял меня и заносил данные в записную книжку.

При стрельбе приняты команды: «Заряд первый, второй, третий…» Чем больше количество дополнительных зарядов, тем дальше летит мина. По моим расчетам, требовался заряд третий. И старший лейтенант через Сашку передал эти сведения на огневую. Команды, как замирающее эхо, побежали по цепочке. Но в последний момент укоренившаяся артиллерийская привычка взяла над Чижиком верх, и он вместо «Одна мина» скомандовал: «Один снаряд» и следом после короткой паузы волнующее: «Огонь!»

Существует с давних пор детская игра в «испорченный телефон», когда фраза, переданная невнятным шепотом на ухо, по цепочке часто доходит до конца в невероятно искаженном виде. Тот, кто допустил ошибку, не расслышал, отдает фантик.

Примерно то же самое произошло и у нас. Слово «снаряд» отсутствует в лексиконе минометчиков, и поэтому курсант Радченко воспринял его по созвучию как «заряд», совершенно не вдумываясь в смысл.

— Один заряд! — передал он, хотя, конечно же, знал, что такой команды не существует. Но что делать, здесь он поставлен не рассуждать, а транслировать.

— Один заряд!

— Один заряд! — покатилось дальше, пока не споткнулось о Юрку Васильева.

У Васильева было «отлично» по артстрелковой, и такой вопиющей безграмотности он допустить не мог. Поэтому Юрка тут же решил внести исправление, отредактировать команду и передал:

— Заряд первый!

Старший на огневой, видимо, пожал плечами и приказал срочно убрать лишние дополнительные заряды — небольшие пакетики, вставленные в пазы оперения мины. И тут докатилась команда: «Огонь!»

Мы на НП смотрели во все глаза, надеясь понаблюдать за полетом мины — обычно ее бывает хорошо видно — и послушать характерный шелест. А мне еще надо было засечь место разрыва. Только на этот раз мы не успели ничего ни увидеть, ни услышать.