Ветер и дождь - [222]

— Ну и потоп! — сказал один крестьянин. — Экая пакость! Сколько лет уж не упомню таких дождей. Сущий потоп! И как только земля не сгниет от такой пропасти воды!

Другой усмехнулся и ответил:

— Земля никогда не сгниет. Что бы ни было, с землей ничего не случится…

Сколько раз уже мне приходилось слышать такие слова? С тех пор как я себя помню, я слышал подобные рассуждения:

— С землей никогда ничего не случается. И с небом ничего не случается. С людьми может случиться всякое. Или там с деньгами. Деньги можно истратить или положить их в банк, а банк обанкротится. Можно купить скотину, а она околеет. Можно купить дом, а он сгорит или развалится от землетрясения. Да и без всякого землетрясения дома все равно ветшают. А земля… С землей ничего не случится. Земля вечна…

Жажда крестьян иметь собственную землю…

Голод, земельный голод…

1907…

Кровь…

Кровь, пролитая за землю…

Огонь…

За землю…

Дым пожарищ…

За землю…

Смерть…

За землю…

Прошедшая весна принесла крестьянам землю. С какой страстью они делили помещичьи имения.

Земля… Земля…

— Пришел наконец день, и мы стали хозяевами земли.

— Земля не принадлежит больше боярам.

— Земля теперь наша.

— Наша.

— Навеки наша.

— Навеки.

Ветер и дождь обрушились на землю с неожиданной силой. Крестьяне, сидевшие на крыльце рядом со мной, тоже прислушивались к ветру. Нас было пятеро. Пятеро мужчин. Я сказал:

— Теперь у вас есть земля. Вот уже почти год, как вы поделили боярскую землю.

— Да, теперь у нас есть земля, — кисло откликнулся один из них. — Что правда, то правда — земля теперь наша. У одних ее больше, у других меньше, но она — наша.

Я был удивлен его тоном и спросил:

— Разве вы недовольны? Я хотел бы знать правду. Неужели вы недовольны? Почему?

По их лицам я видел, что затронул наболевшую тему. Они долго молчали. Наконец один из них ответил:

— Этот раздел земли… Как бы вам сказать? Для нас, бедняков, может, и лучше было бы, если бы не было этого раздела. Земля, она и правда не гниет и не ржавеет. Но что от нее пользы, если нечем ее возделывать?

Я молчал. Я мог бы, конечно, многое им сказать. Но я чувствовал себя совершенно разбитым после бессонной ночи и молчал.

Разговор все-таки продолжался. Один крестьянин сказал:

— Вы уж не обижайтесь. Только тут ничего не поделаешь. Вы небось думаете, что все у нас хорошо и распрекрасно. Пришла ваша партия к власти, и сразу все пошло как по маслу. Как бы не так!

Тут я уже не мог промолчать:

— Нет, я этого не думаю. И я вам этого не говорил. Я никогда вам не говорил, что приход коммунистов к власти сам собой все решает. Я отлично знаю, что наш путь будет долог и труден.

Мои собеседники пояснили:

— Не беспокойся, мы внимательно слушаем и все запоминаем. Разве ты не понимаешь, что с тех пор, как вы, коммунисты, вышли из тюрем на белый свет, все вас внимательно слушают. Миллионы ушей вас слушают. Миллионы глаз на вас смотрят. Хотите вы этого или нет, но каждое ваше слово запоминается. Народ все мотает на ус. Народ слушает и смотрит. У народа есть голова на плечах. Народ знает, что к чему. Упаси бог, чтобы народ в вас разочаровался, товарищи. Если вы будете говорить одно, а делать другое, народ вас не простит.

Низкие, темные тучи нависли над землей. По-прежнему дождь лил как из ведра. А я-то мечтал, чтобы день выборов был ясным и теплым. Тогда избиратели пришли бы голосовать с удовольствием. Но день был отвратительный — сырой, холодный.

— Да, да, вы правы. Трудностей у нас много, очень много. Но со временем мы их преодолеем. Дайте нам только время…

— А сколько же времени вам нужно? Нам давно уже надоело ждать. Ожиданием мы сыты по горло. Кое-что не мешало бы сделать сразу. Вот если бы вы сразу сделали что-нибудь этакое, невиданное и неслыханное…

Кто-то громко засмеялся. Это был Гынж. Он слышал наш разговор и расхохотался:

— Неслыханное и невиданное, — сказал он иронически. — Да разве это уже не сделано? Разве прошлой весной крестьяне не захватили примарии и префектуры и не выгнали старых префектов? А когда прошлой весной мы заставили правительство уйти в отставку и образовали наше правительство? Вам этого мало?

Он долго еще рассуждал в том же духе. Я сказал:

— Это верно. Коммунисты уже сделали много невиданного и неслыханного. Но разве в этом дело? Мы не хотим удивлять мир. У нас другая цель: мы хотим изменить его…

Один из крестьян посмотрел на меня с искренним изумлением:

— Как ты сказал? Изменить мир? Да разве это мыслимое дело — изменить мир? Он таков, каким был и будет вечно. Как же можно его изменить?

Внезапно раздался выстрел, потом другой, третий… Нет, это были уже не одиночные выстрелы, а настоящая перестрелка. Судя по всему, стрельба шла где-то на западной окраине села. Гынж сказал:

— Ну вот! Кажется, началось… Это уже не забава.

Крестьяне тоже прислушались, и один из них, проверив затвор своей винтовки, сказал:

— Все в порядке. Мы готовы. Было бы только в кого стрелять. Надоело стрелять в воздух.

— Неужели надоело?

— Ей-богу, товарищ кандидат. Смертельно надоело.

— Вы были на войне?

— Все мы побывали на войне. И у всех у нас продырявлена шкура. И все-таки, как видите, мы живы..

— Небось на фронте в воздух не стреляли?