Вестминстерское аббатство - [38]
>башни аббатства, архитектор Николас Хоксмур (1735–1745); башня Святой Маргариты (1735–1747), архитектор Джон Джеймс, и часовая башня здания парламента XIX века — Биг Бен (архитекторы Барри и Пьюджин)
Парламентская площадь — не самая красивая часть города, и не надо даже спрашивать почему. Трафальгарская площадь, также образованная в результате сноса имевшихся на ней зданий и окруженная строениями очень разными с точки зрения архитектурной ценности (за исключением церкви Святого Мартина-в-полях), является истинной точкой пересечения города; форма площади легка и динамична, сейчас ее северный участок переделывается в пешеходную зону, чтобы улучшить вид на Национальную галерею. Если бы эту площадь можно было полностью очистить от уличного движения, она стала бы одной из самых великих площадей Европы. Парламентская площадь, окруженная несколькими зданиям прекрасной архитектуры и несколькими — хорошей, выглядит в большей степени участком земли между этими строениями. Это объясняется, вероятно, тем, что границы Парламентской площади определены нечетко: Уайтхолл, например, в XVIII веке тянулся к югу как Парламент-стрит, которая была слишком широкой в месте перехода улицы в площадь. К юго-западу от аббатства Лондон «распадается на части». В викторианскую эпоху Виктория-стрит проходила через трущобы Вестминстера, которым был дан великий шанс (а они им не воспользовались). Улицы пересекали темно-серые мрачные кварталы, большая часть из которых была снесена в 1960-е годы и заменена такими же тоскливыми зданиями — еще один упущенный шанс. Аббатство, как и в Средние века, остается на границе центра и окраины. Некоторые города превосходят Лондон в архитектурном и историческом плане, но нигде больше с такой вызывающей настойчивостью правительственные и офисные здания не сосредоточены в «национальном» историческом центре. К северу от аббатства, на улице Уайтхолл, мы сталкиваемся с «бюрократическим» царством, на юго-западе создается впечатление, будто мы заблудились в трущобах Бухареста.
Лондон — странный город, старый и молодой одновременно. Он всегда был самым главным городом страны, к которой принадлежал в течение двух тысяч лет, чего нельзя сказать ни об одном другом городе Европы, даже о Париже, тем более о Риме. Однако он сохранил от своего прошлого меньше, чем большинство других городов, которые можно сравнить с ним по древности и величине. Подавляющая часть лондонских зданий, даже в исторических районах, относится к XIX–XX векам. Некоторые улицы или районы сохраняют черты XVIII века, а жилых зданий, построенных раньше 1700 года, совсем немного (в Сити всего одно). Перестройка после Большого пожара уничтожила большую часть средневековых церквей, включая старое здание собора Святого Павла. И хотя древность была почти изгнана из Лондона, иногда она неожиданно проявляется: римская стена проходит рядом с парковкой, сливово-красный кирпич времен королевы Анны соседствует с бетоном. Возможно, самое быстрое погружение в прошлое происходит в церкви Святого Варфоломея. Снаружи она ничем не примечательна, но, заходя внутрь, вы делаете шаг из XXI века в век XII. Так действует это здание — древнее, седое и безмятежное. Эффект, который Вестминстерское аббатство оказывает на своих посетителей, сравним с этим погружением. Внешне аббатство являет собой образец эдвардианского стиля, но часть каменной кладки более новая, чем в окружающих его зданиях; вместе с тем порталы, безусловно, принадлежат викторианской эпохе. Заходя внутрь, вы удивляетесь тому, что неожиданно оказались в древней, высокой и совершенно не английской церкви, которая за секунду переносит вас из лондонской прозы в средневековую поэзию.
Контраст существует не только между внешним и внутренним убранством церкви, но и между северным и южным ее фасадами. Самый лучший вид на церковь, которая возвышается над скромными крышами зданий, принадлежащих Средневековью или последующим столетиям, возможно, открывается с южной стороны настоятельского двора. Этот вид все еще дает представление о том, как аббатство выглядело в старину. Удивительно скромны и невелики были эти старые церковные здания, известняк в них чередуется с кирпичом, а георгианские окна своим свободным ритмом прерывают монотонность стен. Создается впечатление, что вы в мгновение ока перенеслись из собора огромного города в сельскую церковь. Тревога и меланхолия, эхом отзывающиеся в описаниях собора посетителями прежних лет, кажутся далекими от современного характера аббатства. Но и в наше время, особенно в зимние месяцы, проходы и маленькие церковные дворы к югу от клуатра все еще вполне соответствуют описанию Вашингтона Ирвинга, который говорил об уединении прошлых дней и о признаках разрушения, «трогательных и приятных в своем упадке». Таинственный мир аббатства предлагает особую и необычную картину восприятия города. В таких тихих, заброшенных местах, с атмосферой почти нарочитого пренебрежения к окружающему, и таятся старейшие, восходящие к XI веку, черты аббатства. На юге все эти проходы и дворики неожиданно распахиваются в широкую территорию аббатского сада, ограниченного с востока стеной; на другой стороне — травяной газон, где выставляются напоказ политики, скармливающие телекамерам свои речи, и лишь тонкая кирпичная стена разделяет два этих столь разных мира.
