Весны гонцы. Книга вторая - [30]

Шрифт
Интервал

Ох, Сашка, Сашка, неужели опять сегодня ссориться до утра, как было из-за художника?

Снова догнал Алену Джек.

— Идущая впереди, хочу тебе сообщить нечто. Конфиденциально пока.

Неужели о Майке? Она совсем околдовала Джечку — перестал трепаться, похорошел, даже глаза стали больше…

— Ну?

— Из неофициальных источников: Недов ведет против нас тихую интригу в Филармонии — хочет отправить на Алтай бригаду своих недовывихнутых…

— Ох, гадина! — Алена повернулась назад, распростерла руки. — Стойте! Недов пропихивает на Алтай своих. Вместо нас, представляете! — дернула Джека за воротник. — Ну же, рассказывай.

После первого взрыва начали предлагать:

— Телеграмму Радию! Пусть комсомол…

— Нет — Разлуке! Лучше — райком партии.

— И Арсению Михайловичу в Филармонию.

— Пусть требуют нас!

— Прежде всего пойти здесь в Филармонию и…

— Прежде всего — рассказать Агеше.

— Она скажет: «Решайте сами».

— Слушайте, граждане! — трагически воскликнул Женя. — Ведь у Недова наверняка прицел на театр! Вместо нас — своих «бухнутых» на целину…

— Ах, и до тебя дошло. Кошмар!..

— Таран под его дудку поет: «Неполноценный, малочисленный курс»… Думает количеством… Бездарности проклятые!

— Я за открытый бой, — провозгласила Алена. — Просмотр: и нас и «недовывихнутых». От них же мокрое место…

— Недов организует «свою» комиссию, и от нас мокрое…

— А почему не могут ехать две бригады? — легко покрыл возбужденные голоса Сашкин колокол. — Пусть там решает зритель. На Алтае у Недова дружков не заведено еще. Там надо идти в открытый бой.

— Но здесь нужно добиться поездки. Первый-то бой будет здесь.

— Нельзя их пускать на Алтай — будут позорить институт и нас.

— Предлагаю перенести обсуждение на завтра и в другое помещение, без этого волнующего света луны. Идущая впереди, открывай шествие.

И на ходу разговор кипел вокруг сенсационной новости. И когда Алена с Сашей остались вдвоем, это оказалось самым важным. И, положив голову на твердое плечо, уже сонным голосом Алена сказала:

— Надо показаться так, чтобы никакая комиссия не посмела…

Глава седьмая

…Почаще покидай
Четырехстенный рай
И хлещущую через край
Красу земли вбирай.
Л. Квитко

Красный огонек становился все меньше. Соколова повернулась и пошла по платформе чуть впереди спутников.

— Через год выпущу этих целинников, и всё. Уйду из института.

— Да вы… что? — Корнев взял ее под руку, слегка дернул, как бы желая разбудить. — Анна Григорьевна!

— Хватит. Что доброго можно сделать в путанице лжи, ханжества, тщеславия, равнодушия? Хватит.

— Почти в каждом театре есть свои Недовы, дорогой шеф, — спокойно сказал Рудный. — Вы же не уйдете на пенсию…

— И сами говорите: Недовы — явление. Значит, тем более надо бороться, а не уходить.

— А вы уходите. А не будь вас в институте, на Алтай сейчас уехали бы…

— «Недовывихнутые» — знаю.

Люди спешили к поездам, разбивая встречный поток провожавших. Корнев крепче сжал руку Соколовой, чтобы не оттерли.

— Не имеете права уходить. Я ведь не по своему желанию, знаете. В войне все равно буду участвовать.

— Зря кипишь, Илья Сергеевич. — Рудный шел сзади, однако его голос пробивался сквозь говор, топот и шарканье ног. — Это минута расставания с «детьми». Попробуй завтра скиснуть — дорогой шеф тебя за уши вытащит.

Они вышли на улицу — стало свободно. Рудный пошел рядом с Анной Григорьевной.

— Нет, не минута расставания. Сил больше нет. Смысла не вижу. В театре проще — люди взрослые. Директор имеет такое же право преподавать актерское мастерство, как мы с вами — китайский язык. Завкафедрой — безвольное существо. Ими обоими, как хочет, жонглирует бездарный наглец. Почему же перед студентами мы замазываем это, лжем? Да, да — и вы, и вы, и я! Педагог имеет право лгать? Ага! Но правду-то сказать нельзя: посеять смятение, подсечь жалкие остатки дисциплины, «авторитеты» — нельзя!

— Очень люблю вашу горячность, но…

— Не знаю, как вам, мне так работать стыдно.

— А мне нет.

Они подошли к остановке. Корнев отпустил руку Анны Григорьевны, повернулся к ней, прямо глядя в глаза. Рядом с ними стал Рудный.

— И мне почему-то не стыдно.

Соколова усмехнулась:

— Не верю. Я о вас лучшего мнения.

— А внуков воспитывать вам не стыдно?

— Сравнили! Они с пеленок растут без вранья. Да моя Анка в чем-то зрелее некоторых наших студентов. Сравнили! Не для того была сказана большая, жестокая правда, чтоб мы продолжали лгать по мелочи, ханжить. Я, знаете, очень люблю Ушинского…

— Я тоже.

— Он, между прочим, писал, что истина не может быть вредна. А воспитатель, в котором поколебалось это убеждение, должен оставить дело воспитания.

— А разве оно у вас поколебалось?

— А единство убеждений и поступков не обязательно для воспитателя?

— Но сейчас нам легче.

— Легче! Недов пока тот же. Кстати, мой автобус. До свидания.

— Я приеду к вам на дачу, Анна Григорьевна.

— И я. Вы же меня еще недоругали, обожаемый шеф.

* * *

Опять дорога. Опять впереди Алтай.

Позади недели невылазной работы — экзамены, репетиции, бесконечные комиссии, выматывающие просмотры, сумасшедшая усталость… Позади. Они победили, они едут. И везут не только концерт, а еще полный спектакль «В добрый час».

Как год назад, Алена стоит у окна вагона, мимо текут рельсы, пробегают столбы и деревья, тянутся заводские корпуса и, наконец, домишки, сады, перелески… Все то же — и все не то. Целый год, и какой год прошел!


Еще от автора Екатерина Михайловна Шереметьева
Весны гонцы. Книга первая

Эта книга впервые была издана в 1960 году и вызвала большой читательский интерес. Герои романа — студенты театрального училища, будущие актёры. Нелегко даётся заманчивая, непростая профессия актёра, побеждает истинный талант, который подчас не сразу можно и разглядеть. Действие романа происходит в 50-е годы, но «вечные» вопросы искусства, его подлинности, гражданственности, служения народу придают роману вполне современное звучание. Редакция романа 1985 года.


С грядущим заодно

Годы гражданской войны — светлое и драматическое время острейшей борьбы за становление молодой Страны Советов. Значительность и масштаб событий, их влияние на жизнь всего мира и каждого отдельного человека, особенно в нашей стране, трудно охватить, невозможно исчерпать ни историкам, ни литераторам. Много написано об этих годах, но еще больше осталось нерассказанного о них, интересного и нужного сегодняшним и завтрашним строителям будущего. Периоды великих бурь непосредственно и с необычайной силой отражаются на человеческих судьбах — проявляют скрытые прежде качества людей, обнажают противоречия, обостряют чувства; и меняются люди, их отношения, взгляды и мораль. Автор — современник грозовых лет — рассказывает о виденном и пережитом, о людях, с которыми так или иначе столкнули те годы. Противоречивыми и сложными были пути многих честных представителей интеллигенции, мучительно и страстно искавших свое место в расколовшемся мире. В центре повествования — студентка университета Виктория Вяземская (о детстве ее рассказывает книга «Вступление в жизнь», которая была издана в 1946 году). Осенью 1917 года Виктория с матерью приезжает из Москвы в губернский город Западной Сибири. Девушка еще не оправилась после смерти тетки, сестры отца, которая ее воспитала.


Рекомендуем почитать
Хлебопашец

Книга посвящена жизни и многолетней деятельности Почетного академика, дважды Героя Социалистического Труда Т.С.Мальцева. Богатая событиями биография выдающегося советского земледельца, огромный багаж теоретических и практических знаний, накопленных за долгие годы жизни, высокая морально-нравственная позиция и богатый духовный мир снискали всенародное глубокое уважение к этому замечательному человеку и большому труженику. В повести использованы многочисленные ранее не публиковавшиеся сведения и документы.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.


Дальше солнца не угонят

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дорогой груз

Журнал «Сибирские огни», №6, 1936 г.


Обида

Журнал «Сибирские огни», №4, 1936 г.


Утро большого дня

Журнал «Сибирские огни», №3, 1936 г.