Весной в последний раз споет жаворонок - [52]

В комнате находились еще три человека: химик Питер Боллинг, оператор киногруппы и техник. О том, что институт телевидения во всем мире перешел к тому, чтобы отсылать в командировки телегруппы, состоящие из двух человек, Гонсалесы еще не знали и об этом была продолжительная беседа. Раньше, объяснил очень вежливый, очень, очень серьезный оператор — его звали Бернд Экланд — в киногруппу могло входить до пяти человек, но тогда, так он говорил, имелись совсем новые камеры ВЕТА.

— Электронные камеры существуют уже давно, — говорил Экланд, который все время держал левую руку на правом плече и заботливо массировал его. — Но эти новые камеры работают с ВЕТА-пленкой в кассетах размером в полдюйма, не больше нормальных видеокассет. Они имеют колоссальное преимущество, что записывают на них так же, как и на обычные видеокамеры, и кассеты можно просматривать через магнитофон на мониторе сразу же и установить, удалась ли запись оптически и акустически. Раньше был еще один звукооператор, один ассистент оператора и один осветитель. Это наименьшее количество членов киногруппы. Сегодня их работу выполняет один-единственный человек и, так как он многофункционален, никому в голову не пришло ничего лучшего, как назвать его словом «техник». С моим техником, — когда он произносил это, голос его стал мягким, — я работаю уже одиннадцать лет.

— Первые восемь лет я была звукооператором, — сказала техник, молодая женщина, одетая как парень. Ее звали Кати Рааль, с мужской прической с пробором и постоянно веселым лицом, кожа которого была разрушена постоянной угревой сыпью. — Они отправляют в командировку Бернда и меня всегда вместе, так как у нас с ним полное взаимопонимание. — Бернд коротко улыбнулся и тотчас же стал серьезным. Его левая рука массировала правое плечо. — Они обращают внимание на то, — сказала маленькая персона с веселыми глазами, — что оператор и техник хорошо между собой ладят. Часто они месяцами работают вместе. Это удается без проблем, когда они действительно понимают друг друга.

И она снова посмотрела на Экланда светящимися глазами.

— Сколько весит ВЕТА-камера? — спросил Гиллес.

— Девять килограммов, — ответил Экланд.

— Девять килограммов. Это сурово, — сказал Кларисса.

И все, о чем говорилось, Изабель переводила.

— Немного, конечно, да, — сказал Экланд. — Когда такую штуковину пятьдесят раз в день поднимают на плечо, а потом поднимают на штатив, и так неделями… немного тяжко, конечно. Но Кати мне помогает. Без Кати я не смог бы работать.

— Вы тоже поднимаете камеру? — спросила Изабель.

— Ясное дело, — сказала Кати и ее веселые глаза заблестели. Кожа ее лица была обезображена рубцами и гнойничками, и черными большими порами. Большинству людей с трудом удавалось спокойно смотреть на нее, не выдавая незамеченным испуг от созерцания этого лица. Кати уже привыкла к тому, что ее изучают с состраданием или с раздражением. — Думаете, что я слишком слабая? Ха! Вы не поверите, какая я сильная.

Бернд смотрел на нее с нежностью.

— Вкалывает, как лошадь, малышка. При этом она еще должна следить за звуком и помогать при съемке, обеспечивать освещение и еще исполнять неопределенно большое количество всяких обязанностей. ВЕТА-комплект состоит из многих частей: камеры, штатива, софитов и всего, что к ним относится: кабелей, чемодана осветителя, подвесных систем с аккумуляторными пластинами, позволяющими камере передвигаться, мониторами, кассетами, инструментами… Представляете. Сколько всего нам приходится таскать! Она потрясающая, мой техник.

Глаза Кати засверкали, и она погладила Бернда по плечу.

— И всегда веселая, всегда в добром расположении духа — чудо, на самом деле чудо.

— Перестань, — смеясь воскликнула Кати, и ее бледное, обезображенное лицо покраснело. — Я никогда не пожелала бы себе лучшего, чем работать с тобой!

И это, подумала она смеясь и при этом с полным отчаянием, и это продлится еще всего лишь один год. Самое большее один год. Я и Бернд знаем это, но никто не в курсе. Кроме двух врачей. У первого Бернд был три года тому назад, когда боли в плече стали особенно невыносимыми. Первый врач констатировал профессиональную болезнь. Я наизусть знаю латинское название, потому что жизнь Бернда и моя тоже связаны с этой болезнью. Она называется periathritis humeroscapularis. Онемение плеча. Возникла вследствие переноски проклятой камеры ВЕТА и всех прочих проклятых камер. Прежде всего, конечно, облучение. Тепло. Ультразвук. Короткие волны. И, естественно, предписание: не работать! Не может быть и речи об этом. Бернд продолжает до сих пор работать. Снимать по сути дела просто означает для него жить, и это совсем не фраза. Боли остаются. Врач говорит, что необходимо делать в плечо инъекции кортизона. Регулярно. Скажите мне, как это можно делать, когда мы практически всегда в пути. С инъекциями кортизона, конечно, будет лучше.

До тех пор, пока год назад другой врач, услышав об этом, возмутился:

— Инъекции кортизона? Три раза в неделю? Какая глупость! Отменить, отменить немедленно! Если не сделаете этого, то рискуете порвать сухожилие. А это конец, однозначно. Вы не сможете больше даже поднять руки. Таким образом, у вас frozen shoulder.