Весной в последний раз споет жаворонок - [49]

14 июня 1989 года. Ранний вечер. После дневной жары в моем старом доме Ле Фергерон и во всем Шато-де-Оекс чувствуется приятная прохлада. Я пишу здесь уже несколько месяцев. На поляне перед гостиницей месье Ольтрамара полно отдыхающих. Их голоса и смех доносятся в мою комнату.

Дневник лежит передо мной на столе. Его мне подарила Изабель и разрешила цитировать все, что я захочу и сколько захочу. Я сделал это единственный раз и думаю, что позволю себе еще обратиться к нему, поскольку меня охватывал страх при воспоминании о событиях, которые, мне казалось, я не смогу пережить. А когда пережил, был необыкновенно взволнован и счастлив. Об этих же событиях пишет Изабель, и я могу оставаться верным своей позиции бесстрастного летописца. Запись, которую я начал цитировать, в дневнике Изабель датирована воскресеньем, 28 августа 1988 года. Я очень хорошо помню тот день и нашу макумбу. Глаза Изабель были темно-голубыми в тени девственного леса, она стояла рядом со мной в дремучем лесу, и из-под шляпы виднелись только кончики ее светлых волос. А дальше — из ее дневника.

Мы уже третий день в Рио. Самое жаркое время прошло, но влажность все еще выше нормы. Мы с Маркусом Марвином, Питером Боллингом и командой, которую подобрал Йошка Циннер (оператором и техником) поселились в гостинице «Мирамар» на Авенида Атлантика.

Благодаря связям Йошки Циннера Марвин получил разрешение покинуть Германию лишь на определенное время, поскольку еще не выяснено странное поведение Гилмара Хансена и не раскрыто убийство продавца оружия Энгельбрехта и уборщика Траугота Монхаупта. Правда, смерть Монхаупта почти не упоминается — и это тоже «связи» Йошки. На это намекнул прокурор Ритт, с которым я познакомилась перед отлетом. Что это за «связи» — не представляю. Но Марвину разрешено покинуть страну на двух условиях: он должен постоянно информировать Ритта и главного комиссара комиссии по расследованию убийств Дорнхельма о месте своего пребывания и должен вернуться по первому требованию, если понадобится его присутствие во Франкфурте.

Для нас забронированы прекрасные номера. Мой расположен рядом с номером Г., окна выходят на улицу, а с балкона над Авенида Атлантика виден пляж Копакабана и море. Пляжная полоса, говорит Г., во время его последнего приезда сюда была ослепительно белой, а вода — чистой и прозрачной. Вода все еще выглядит чистой и прозрачной, и песок ослепительно бел, но портье Кариока Паркас посоветовал ездить купаться куда-нибудь в другое место. Здесь нередки кожные заболевания.

В 1973 году, говорит Г., пляж перед «Мирамаром» был полон веселых людей с разным цветом кожи, — самая причудливая смесь крови и самые красивые девушки. Сейчас здесь тоже можно встретить красивых девушек-метисок любого оттенка, но уже гораздо реже. Эти море и пляж сильно изменились…

Изабель никогда не была в Рио. Доктор Бруно Гонсалес, стоящий в списке Марвина под номером один, понял нас неправильно и уехал с женой на уик-энд. Я взял машину напрокат и показал Изабель город. Мой друг, портье Кариока Паркас сказал, что сеньоре обязательно надо сделать макумбу, и Изабель спросила, что это значит. Паркас сильно постарел с тех пор, как мы виделись в последний раз, — но ведь это произошло и со мной…

Это достаточно необычная афера, говорит портье, здесь все верят в это, самые блаженные католики и те, кто вообще ни во что не верит. Смотрите, моя сеньора, в девственном лесу Корковадо живет много могущественных богов. Если они хотят, они могут жалеть человека. Они могут исполнить также любое желание человека. — Он подмигивает. — Звучит завораживающе, — говорю я и тоже подмигиваю. — Любое желание. Если их удержать в настроении, говорит портье. — А как держать их в настроении, сеньор Паркас? — Сеньор Гиллес знает, он уже делал макумбу. — Это так? — спрашиваю я Г. — Да, — говорит он. — Это так. — И? — И что? — И все, что вы пожелали, исполнилось?

В этот день от меня опять пахло духами Изабель. Что касалось моей первой макумбы, то я уже не мог вспомнить о ней, но о последней в 1973 году — помню. Тогда я пожелал себе через духов девственного леса любовь той женщины, с которой потом я на два года уехал в Америку, и любовь эта закончилась. Отвратительно.

Мсье Гиллес! Он умело отводит от каких-либо тайных мыслей и пристально смотрит на меня, и я спрашиваю еще раз: «Осуществилось ли то, что вы себе пожелали?»

Он выглядит так, как будто хочет сказать: «Нет», но говорит: «Да», и я произношу: «Тогда и я хочу сделать макумбу!»

Итак, мы едем в Коркавадо, который возвышается прямо за городом, нужно немного проехать вверх, где заканчивается улица. Потом мы идем пешком. Г. вспоминает, что здесь был отличный лесной ресторан, и он существует здесь до сих пор. Мы сидим на свежем воздухе под пальмами и гроздьями орхидей, а по кустарникам лазают ручные попугаи и смотрят на нас. Официант спрашивает, не желаем ли мы аперитива, и Г. говорит, что единственным аперитивом, который следует пить перед заходом солнца, является джин с тоником с маленьким лимоном внутри.

В общем, мы пьем Sun downer и немного вина к замечательной рыбе, а когда становится прохладнее, идем туда, где находятся пещеры. Вокруг очень большого кратера проходит узкая дорога, поднимаясь вдоль крутого склона горы. На этом склоне было много маленьких пещер. Кусты, папоротники и деревья покрывали внутреннюю часть кратера по всей глубине. Солнце светит в странный амфитеатр, а я держу в обеих руках бутылочки, сигареты и спички и говорю: «Я с удовольствием сделала бы макумбу в этой пещере, d’accord? — D’accord», — отвечает Г. и проходит чуть-чуть подальше, к другой пещере. Я кладу бутылочки, сигареты и спички, и при этом перед другой пещерой в противоположной стороне кратера вижу темнокожую, я вижу также белых женщин…