Весна Михаила Протасова - [4]

— Вон как! Это почему же?

— Завезем хлысты на Зелененький, и будут они гнить, как те штабеля. Ведь за лес матюкал дед… А разве не правда? Сколько можно гноить его?!

Вскинул Андрей Никитович широкие брови:

— Стало быть, меня за компанию? Спасибо! Только не тот калибр, Протасов. Мелковат! Надо будет — Гребнев под пушку встанет! Не ваша то с дедом забота… Болтать много научились, а как до дела… — Распалился Андрей Никитович, сделал передышку и закончил в крике: — Учти, Протасов, не будет сегодня дороги, я вот без дедовой берданки обойдусь! Понятно?!

Андрей Никитович забрался в кабину грузовой машины и с гневом захлопнул дверцу. Шофер только и ждал того — сразу включил скорость.

— Понятно. Всего проще… — пробормотал Михаил.

4

Дорогой Андрей Никитович не курил, сунул в рот таблетку валидола и прислушивался, как колотится сердце. Он не ожидал, что этот разговор с мастером так его расстроит. Выходило, сердце вольно или невольно отзывалось на каждую стычку, коих за рабочий день и в десяток не уложишь. Не стоило бы обращать внимание, а расстроился — словно пережил скандал.

Припомнились Андрею Никитовичу всякие мелочи: и то, что у Протасова всегда непокрытая, лохматая голова, и то, что в глазах мастера иной раз улавливает он нечто потайное и оскорбительное. Вспомнилось ему, что Протасов не выказывал торопливого послушания и, если, случалось, вел с кем-то разговор, не комкал его при подходе начальника и этим заставлял подождать себя; что был ровен, обстоятелен, но иной раз — тяжело упрям. Прошлой осенью Протасов отказался подписывать акт инвентаризационной комиссии по остаткам леса. Андрей Никитович велел несколько завысить остатки, чтобы они соответствовали бухгалтерским документам. Такая подгонка делалась из года в год, а регулировалась потом, с поступлением всего леса.

Андрей Никитович вызвал мастера к себе, объяснил, в чем суть.

— Не буду подписывать эту липу, — заупрямился Протасов.

— А ты уверен, что хорошо лес считали? Особенно по берегам? — спросил Андрей Никитович.

Действительно, лазала комиссия по лесным складам больше недели. В нагромождении штабелей есть свои улицы, переулки, тупики, образованные свалами, где невозможно точно подсчитать объем леса. Бревна густой сухой лапшой пересыпали береговой яр на трехкилометровом расстоянии. Дно запани, где на воде собирались плоты, было сплошь устлано затонувшим лесом, и когда река мелела, бревна торчали из воды.

— Так не будешь подписывать?

Протасов уставился в пол, ниже наклонил голову и промолчал.

— Ну, иди… — отмахнулся Андрей Никитович. — Обойдемся без тебя… — и велел переписать акт, не включая в него Протасова.

Андрей Никитович не считал себя мстительным человеком. С подчиненными любил шумно поспорить о деле. Ну, а если за какую-нибудь промашку и покритикует кто из них — оставлял без последствий, не выискивал причин для мелочного отмщения. Из своей практики знал: иначе образуется вокруг пустота и прикурить будет не у кого. Без шумного оживления, без огонька любая работа выходит скучным, нудным делом.

Он мог самозабвенно отдаваться работе, жить по-походному, как в долгом пути, когда торопишься поспеть к цели: поел на привале, отдохнул, лишь бы набраться сил, и дальше. Ничего при тебе лишнего, а в голове одно: вперед и только вперед…

От рабочего-сплавщика дошел Андрей Никитович до начальника сплавной конторы. Потом сняли, и работал мастером, потом снова дослужился до директора крупного леспромхоза…

Всегда ходил в передовиках, пользовался авторитетом, а вот срывался часто по глупому или незначительному случаю. Словно затемнение какое в мозгах наступало, и этот случай вновь переворачивал жизнь.

Стычка с Протасовым расстроила Андрея Никитовича. Расстроила тем, что он не сдержался, накричал, а надо было объяснить неопытному мастеру эту простую лесную арифметику: десять деревьев валим, из них пять в лесу оставляем, два жжем, одно гнить кладем, одно в реке топим, и что остается — в дело пускаем. Вот и считай! Давно так повелось, и ничего пока не сделаешь. Никакими речами не поправишь. Вон, третий год в Ургуле собираются развернуть строительство механизированного нижнего склада и цехов по переработке леса, а денег на строительство пока не дают… Зато в марте лесопункту два раза меняли задание по вывозке леса, и думать о других делах было совсем некогда. Леса нагрохали сверх всяких планов, а уж сплавлять — как случай позволит, как река поможет… А река плохо теперь помогает — хвойных лесов стало меньше, а береза и осина в воде тонут…

Ни успокоительный гул автомобильного мотора, ни таблетка валидола не помогли Андрею Никитовичу хотя бы немного подремать дорогой. К тому же машину жестко подбрасывало на промоинах и колеях, позади грохотал расшатанный пустой кузов. Начальнику участка легковой машины не полагалось, и по делам он ездил на грузовике.

«Обидная роскошь…» — в досаде подумал об этом Андрей Никитович.

5

— Придется идти к деду. Второй заход делать… — сказал Михаил бульдозеристу. — Жди, пока не приду!..

К избе деда Щеглова Михаил направился дальней дорогой через Приречную улицу. Возле магазина остановился. Вспомнились слова Андрея Никитовича о магарыче и то, что старуха у Щеглова веселая, пьющая и непременно отгуливает свое на свадьбах, похоронах, которые не обходят стороной поселок. Года два назад она была на похоронах матери Михаила, а позже — у него на свадьбе, помогала стряпать и наблюдать за порядком, чтобы все шло своим чередом и установленным обычаем.