«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [39]

Уже в конце 1875 года, то есть вскоре после основания общества Плятера, власти в Петербурге узнали об этом из перехваченного письма бывшему архиепископу варшавскому Зигмунту Щенсному Фелиньскому, который с середины 1863 года жил на Волге, в Ярославле. В 1878–1879 годах власти выследили организацию ксендзов-посредников в России. Затем было установлено, что ксендзы в Спасске, Симбирске (Владислав Байковский), в Галиче (Теодор Рогозиньский) и Славяносербске (Станислав Помирский) получают деньги и передают их дальше, а главным деятелем и посредником между Россией и Западом является проживающий в Спасске ксендз Куляшиньский. Эта работа, вне всяких сомнений, отнимала у него ежедневно многие часы, а корреспонденция охватывала Россию, Царство Польское, Австрию и Францию. Цензоры перехватили множество писем ксендзов-изгнанников (эти послания затем для целей следствия переводились на русский язык), главным образом, адресованных Куляшиньскому. Было выявлено, что за вышеупомянутыми ксендзами закреплены ссыльные в разных частях Империи: Куляшиньский занимался Центральной Россией, Рогозиньский – Северной, Помирский – Южной, а Байковский – Заволжьем, Пензенской губернией и Сибирью. Как шло следствие, нам неизвестно. Деятельность ксендза Куляшиньского власти, очевидно, пресекать не стали, а лишь подвергли ее более строгому полицейскому контролю, поскольку акция продолжалась, а восторженные отзывы о ней достигли ушей архиепископа Фелиньского. Один из ксендзов из Спасска, подписывавшийся кс. Б. Гр. – вероятно, ксендз Бартломей Грыкетыс (из города Сейны Сейненской епархии), – писал в ноябре 1878 года архиепископу: Куляшиньский – «это особый инструмент, которым Провидение Божье воспользовалось, чтобы поддержать не только ксендзов, остающихся в изгнании, но порой и светских лиц».

Помимо вышеперечисленных тункинских изгнанников также их товарищ, живший в Вологде кармелит Анастазий Ядаховский, занимался распределением присылаемых с родины пожертвований. Сохранились записи о том, что деньги он «раздавал честно, ничего себе не оставляя» и скончался в нищете 1 июня 1876 года. Вместе с тем ксендз Павел Кнапиньский известие о смерти Ядаховского комментирует в адресованном Кероньскому письме из Ярославля так: «Несколько недель назад Бог смилостивился и забрал к себе ксендза Анастазия Ядаховского, который, тратя шесть тысяч рублей в год, приносил нам стыд». Урсулинка, сестра Мария Стелла Тшецеская, автор довоенного сочинения о Тунке (магистерская работа, защищенная в Варшавском университете в 1937 году), пользуясь (не сохранившимися на сегодняшний день) материалами Польского музея в Рапперсвиле в Швейцарии, утверждала: «это был священник очень малой меры», подтверждая таким образом мнение Кнапиньского. Может, причиной этой «бесхозяйственности» была болезнь Ядаховского? В 1875 году, находясь в вологодской больнице, он писал: «Сегодня я страдаю, и страдаю тяжело, ищу облегчения и утешения в молитве, а вглядываясь в крест Спасителя, набираюсь сил и мужества, однако, будучи человеком, здесь в больнице, ежедневно и горько втайне плачу, ибо страдания эти невыносимы». Он скончался в следующем году в возрасте сорока лет.

Другие пути материальной помощи ссыльным ксендзам пролегли позже через Ярославль и архиепископа Фелиньского. Этим воспользовались также некоторые тункинские изгнанники. Фелиньскому передавали собранные суммы патриотически настроенные польки, в частности графиня Роза Лубеньская-Собаньская и графиня Камилла Быстшоновская из Парижа, которую называли «святой графиней Камиллой».

Пожалуй, самую крупную пропагандистскую акцию в прессе в пользу ксендзов-изгнанников организовала в 1876–1877 годах львовская газета «Вядомосци Косцельне». Абсолютно очевидно – хоть мы и не располагаем конкретными фактами, но есть все основания предполагать это, – что в ней участвовал ксендз Кероньский, руководивший операцией вспомоществования и располагавший информацией о ксендзах. Читатели газеты узнали фамилии священников и их бывшие епархии, места ссылки и поселения, познакомились с бытом, общей судьбой и судьбами индивидуальными – все это благодаря обильно цитировавшейся частной корреспонденции, публиковавшейся анонимно, чтобы не давать российским властям оснований для преследования авторов писем. Достоверности сбору денег и вообще благотворительной акции придавали регулярные отчеты ксендза Кероньского о собранных и распределенных между страдающими в изгнании ксендзами суммах. Выделял ли Кероньский своим тункинским товарищам большие суммы? Представляется, что он ко всем относился одинаково.

Тем временем тункинские изгнанники, все еще находившиеся в России, искали помощи, прибежища, работы – главным образом, при часовнях, костелах и католических приходах. Это было нелегко, поскольку практически все свободные места уже заняли ксендзы, ранее сосланные в эти регионы Империи. Если даже что-то освобождалось, то епархия могла принять священника лишь при условии, что тот полностью отбыл наказание, не находится под полицейским надзором и получил согласие властей – как церковных, так и государственных. Просителям требовалось немалое терпение, потому что российская администрация, как правило, действовала неспешно и некоторые дела решались годами.