«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [37]

Шрифт
Интервал

их не выпускали в город и не разрешали свидания». Но многих и эта перспектива не пугала – после 1876 года в Тунке осталось уже всего несколько польских священников.

В европейской части России ксендзов селили в девяти губерниях: больных – в более теплых Екатеринославской и Астраханской, остальных – в Архангельской, Новгородской, Казанской, Костромской, Пензенской, Пермской, Тамбовской и Вологодской; было рекомендовано размещать польских священников в тех городах, где «поменьше католиков». Поначалу ксендзы надеялись, что ссылка их скоро закончится, однако на самом деле многие из них прожили здесь дольше, чем в Сибири. Многие осели в Курляндии, где их охотно принимал жмудский епископ ксендз Мацей К. Волончевский, по мере возможностей размещая при приходах. «Те, кто знает немецкий, жмудский или латышский, могут найти себе занятие при приходских священниках. Остальные питаются святым духом». В 1875 году власти перестали пускать новых ксендзов в Курляндию и ограничили свободу тех, кто уже осел там. По подсчетам самих ксендзов, на этих территориях в 1876 году находилось более семидесяти духовных лиц, в том числе одиннадцать – из Тунки.

В указанных губерниях ксендзов чаще всего поселяли в более или менее крупных городах; там они встречали «европейских» изгнанников 1863 года, а также новых ссыльных (теперь ссылаемых уже, главным образом, за церковные «прегрешения»), и порой в одном месте оказывалось несколько, а то и больше десятка ксендзов. Летом 1873 года в Великом Устюге находилось более десяти духовных лиц, в Спасске в 1879 году – четырнадцать, из них тринадцать – из Тунки, в губернском Городище Пензенской губернии в начале восьмидесятых годов жило тринадцать священников, в том числе восемь тункинских ссыльных, в Новомосковске – шесть, Царевококшайске, Цивильске и Ядрыни – не менее пяти в каждом, в Галиче – четыре, в Вологде – три. 15 августа 1881 года все ксендзы из Городища написали министру внутренних дел, что находятся в ссылке уже восемнадцать лет, это поистине «дьявольская судьба», и они просят разрешения вернуться на родину. Скорее всего, священники ничего не добились: власти никогда не освобождали группами; мы знаем, что Целестину Годлевскому из Вогиня на Подляшье разрешили вернуться на родину лишь в 1884 году, но их коллега Адам Мацкевич (из Жмудзи) остался в России и скончался, вероятно, в Городище после 1894 года.

Согласно поименным спискам, которые составляли ксендзы Александр Кероньский и Александр Марианьский во Львове в 1881 году и которые включали имена двухсот шестидесяти девяти духовных лиц (в том числе четырех епископов), многие из этой группы еще находились тогда на территории Империи. В свою очередь, согласно данным российского Министерства внутренних дел на 23 июня указанного года, во всей России по-прежнему оставалось двести ксендзов. Лишь майская амнистия 1883 года сделала возможными более массовые освобождения, но священников редко отпускали на родину, чаще высылали за пределы России. Как всегда, каждое дело ссыльного ксендза чиновники рассматривали индивидуально, затем поляки по одному покидали страну неволи. В восьмидесятые и девяностые годы XIX века только из группы тункинских ссыльных в России и Азии оставалось еще несколько десятков человек. Остальные будут освобождены лишь в следующем столетии.

В России они еще долгие годы жили под полицейским надзором, очень докучавшим, привязывавшим к определенному месту, препятствовавшим заработкам и вообще осложнявшим повседневное существование. «Полицейский надзор – это открытая тюрьма, – писал 25 февраля 1883 года из Спасска ксендз Куляшиньский. – Выехать за пределы города нельзя. Полицейский агент два, а то и три раза в день является со специальной книгой, в которой следует собственноручно расписаться в доказательство того, что ты находишься в положенном месте. В такой тюрьме нам даже кусок хлеба насущного – и тот не полагается».

Материальное положение некоторых духовных лиц в европейской части России оказалось еще хуже, чем Тунке. Дело в том, что жизнь здесь была дороже, чем за Уралом, а если ксендза освобождали от полицейского надзора, то автоматически снималось пособие. «Все изгнанники едины в том, – комментировали ситуацию «Вядомосци Косцельне» в 1876 году, – что от переселения в Россию, кроме смены места, приближения к родине и более оперативной с ним корреспонденции, никакой другой выгоды и облегчения они не получили. Да, в Сибири было даже лучше. Там жилье и жизнь дешевы, а в России, особенно в городах, дороги; там им полагалось, по крайней мере, шесть рублей в месяц, здесь же и копейки не допросишься. Некоторые с момента возвращения из Сибири на протяжении семи месяцев гроша не получили».

Семинарист Феликс Кулаковский, проживавший в Царево-кокшайске в Казанской губернии, получал лишь полтора рубля в месяц; ксендз Онуфрий Ясевич после освобождения из-под полицейского надзора в Иллуксте в Курляндии не получал никакого пособия; подобным образом ксендз Павел Кнапиньский, 1 июня 1874 года лишенный трехрублевого пособия, лишь 26 сентября 1881 года вновь обратился к тверскому губернатору с ходатайством о его назначении. Добился ли он своей цели, мы не знаем. Лишившиеся всякой помощи священники выходили из положения, берясь, как и в Тунке, за любую работу; если же такая возможность не представлялась – нищенствовали. Кто знает, не это ли стало причиной болезни и смерти ксендза Фридерика Влоцкого, скончавшегося в Верхотурии 13 марта (по старому стилю) 1882 года


Рекомендуем почитать
Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.