Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [32]
Ил. 2.3. Масштабные модели исторической военной техники и фрагмент диорамы, посвященной Великой Отечественной войне. Музей военной истории во Дворце творчества детей и юношества № 2 в Петрозаводске. Фотограф – Сергей Рогов. 2019 год.
Онтологии и классификации, нашедшие отражение в этой и многих других коллекциях, воспроизводят историческую логику, зародившуюся в советском культурном контексте. И хотя журналы и руководства по моделированию уже не публикуются государственными издательствами, они следуют тем же принципам исключения, что и их советские предшественники: техника, произведенная не в России или СССР, в них оттеснена на периферию, если только не связана тесно с российской военной историей, как в случае с военной техникой фашистской Германии или самолетами НАТО[186]. С середины 2000‐х годов моделизм, интерес к которому угас более чем на десять лет, постепенно вновь набирает популярность как организованное, спонсируемое государством хобби[187]. Недавнее возрождение патриотизма как главного общественного дискурса требует вещественной формы, и масштабные модели советских кораблей, самолетов и сухопутной техники – идеальное воплощение патриотизма и исторической преемственности, как в публичном, так и в частном пространстве. Можно сказать, что модели и не переставали олицетворять эту преемственность и предвосхитили – в числе других факторов – стремление к национальному самоутверждению как острую социальную потребность в России начала XXI века.
Глава 3. История, запечатленная в дереве
Поиски исторической подлинности на русском севере
В силу известной замкнутости и замедленного развития дореволюционного села в архитектуре крестьянских построек, как и в орудиях труда, предметах быта, прикладного искусства и в других формах народного творчества, сохранилось немало из того, что было создано в значительно более отдаленные времена, что уходило корнями своего происхождения в глубокие недра феодального строя, к истокам древней народной национальной культуры.
Александр Ополовников. Музеи деревянного зодчества
На первый взгляд, два находящиеся в России объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО – Дом Наркомфина в Москве и Кижский погост в Республике Карелии – являют собой полную противоположность друг другу. Дом Наркомфина (ил. 3.1) воплощает раннесоветский подход к архитектурным проектам. Советские марксистские архитекторы и проектировщики городов в 1920‐е и 1930‐е годы воспринимали город как пространство, призванное по-новому организовать жизнь общества. В теоретических работах и на практике они стремились преобразовать городской ландшафт так, чтобы в нем сформировались новые общественные отношения. Моисей Гинзбург (1892–1946), теоретик советского конструктивизма, отразил установку на преобразование общества в проекте Дома Наркомфина (1930). Дом-коммуна, где частное пространство было сведено к минимуму, зато была интегрирована социальная инфраструктура, в том числе детский сад и столовая, должен был играть роль «социального конденсатора» (термин, предложенный Моисеем Гинзбургом в 1928 году), то есть материальной среды, сплачивающей людей в коллективы и кующей новые формы социальной жизни[188]. Совсем иное дело – Кижский погост (ил. 3.2), архитектурный ансамбль, состоящий из двух деревянных церквей XVIII века и восьмигранной колокольни, построенной в 1862 году. Он представляет собой главный экспонат музея деревянного зодчества под открытым небом, созданного после Второй мировой войны, чтобы собирать, сохранять и демонстрировать объекты деревенской архитектуры Русского Севера. Если Дом Наркомфина олицетворял понимание истории как живого, тесно связанного с настоящим и активного процесса, то музей в Кижах представлял собой попытку уловить и законсервировать ее в историческом ландшафте. Дом Наркомфина был задуман как воплощение социалистического будущего в стекле и бетоне. Кижский погост рассматривается как запечатленное в дереве прошлое народа. Однако между двумя объектами существует глубинная связь. Меры по сохранению архитектурного наследия, предпринятые в СССР после войны и нашедшие отражение в музее под открытым небом в Кижах, в значительной мере строились на теории раннесоветской конструктивистской архитектуры. Их главный идеолог Александр Ополовников (1911–1994), архитектор, занимавшийся реставрацией Кижского погоста и определивший облик музея «Кижи», учился у Моисея Гинзбурга.
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.