Весенний ветер - [8]

Внизу на улице хлопали редкие выстрелы — верный признак того, что бой на время стихал. Каплунов в расстегнутой гимнастерке, со спутанными на лбу волосами сидел на корточках возле телефона и усталым, охрипшим голосом звал:

— «Сосна»! «Сосна»! Вы меня слышите?.. «Сосна»!

В трубке шипело, потрескивало, будто где-то там, на другом конце провода, горели дрова. Потом Каплунов услышал далекий, приглушенный голос и, боясь, что этот голос пропадет, затеряется в хаосе шума, закричал:

— Начали переправу?! Хорошо… Хорошо, говорю. Доложите двадцать пятому, что фрицы уже трижды атаковали… Туго приходится. Поторопитесь…

Минуту-две комиссар держал в руках смолкшую трубку, задумчиво уставившись на древко флага, что было закреплено в окне колокольни, затем перевел взгляд на другое, похожее на амбразуру окно. Там стоял ручной пулемет.

Каплунов положил трубку на деревянный футляр аппарата, приподнялся, высокий, сутуловатый, и осторожно приблизился к окну. Чуть сдвинул пулемет в сторону.

Из окна было видно, как бушевал пожар в центре города. Еще вчера фашистские бомбардировщики сбросили бомбы. Мутно-грязный дым, извиваясь, поднимался в небо огромными космами. Но не это привлекало внимание Каплунова. С тревогой он всматривался в здания, где находились бойцы. Телефонной связи с ними у него не было. Он мог говорить только с командным пунктом полка, а с бойцами группы у него была такая договоренность: как только полк закончит переправу, комиссар спустит флаг. Пока флаг маячит над колокольней, бойцы должны держаться, держаться до последнего.

Бойцов было тридцать. Теперь их наверняка меньше. Сколько? Комиссар не знал, и это больше всего беспокоило его. Может, в зданиях осталось всего несколько человек? И надолго ли хватит патронов?..

Размышления Каплунова прервал неожиданный шум. Из-за поворота улицы выехал танк. Неуклюжий, с белым крестом на башне, он прогромыхал тяжелыми гусеницами по булыжнику и остановился метрах в двадцати от завала.

«С этим пулеметами не сладишь. Связку бы гранат под него… Черта с два к нему подберешься. На мостовой — как на ладони… — Каплунов впился глазами в танк. — Хотя бы полчаса продержаться. За это время наши успеют…»

Ствол башни полыхнул огнем, и почти разом в одном из окон дома заклубилась рыжая пыль, на тротуар посыпался битый кирпич.

Танк палил из пушки неторопливо, как бы нехотя, словно те, кто сидел за его толстой броней, были уверены в скорой и легкой победе. Улицу затянуло дымом. Но сквозь жидкую сизую поволоку Каплунов заметил, как из-за дома выскочили вражеские солдаты и, низко пригибаясь к мостовой, кинулись к завалу.

Комиссар припал к пулемету. Крохотное помещение наполнилось оглушительным перестуком, на полу, у ног Каплунова, быстро росла дымящаяся куча гильз. Фашисты заметались у завала, потом бросились врассыпную: одни спасаться за танк, другие назад, к повороту улицы. Часть солдат осталась лежать на мостовой — этим уже не суждено было подняться.

Каплунов не заметил, как танк развернул башню. Что-то ослепительное, как удар молнии, ухнуло над головой и отшвырнуло его в сторону. Он упал, в горячке попытался встать, охнув, опять повалился на пол. Но все-таки он пересилил боль, сел и привалился спиной к кирпичной стене. И тут увидел, что правая штанина на нем разодрана выше колена и рваные концы брюк намокли от крови. Пришлось стащить с себя гимнастерку и нижнюю рубаху, потом надеть гимнастерку на голое тело, а рубахой обмотать бедро.

От тщетных попыток приподняться к пулемету он сразу как-то обмяк, голова кружилась, поташнивало. На рубахе расползлось темно-красное пятно. А внизу, на улице, шел бой. Поминутно вытирая с лица липкий пот, комиссар прислушивался к разрывам снарядов, пулеметной стрельбе и ожидающе посматривал на телефон. Телефон молчал. «Только бы не потерять сознание…» Казалось, что там, у реки, непростительно медлят, что за это время, пока он с бойцами удерживает гитлеровцев у площади, можно переправить через реку не только полк, а дивизию.

Он потерял счет времени и не знал, что мост разбомбили вражеские самолеты, а полк переправляется через реку на подручных средствах.

Новый взрыв встряхнул колокольню. Комиссара обдало горячей волной воздуха, все вокруг затянуло дымом и пылью. Когда пыль улеглась, он с опаской глянул на окно и не увидел там древка флага. Невольно Каплунов дернулся корпусом вперед и, стиснув зубы, застонал.

Фашисты сбили флаг. Это знал он. Но бойцы, которые находились в зданиях, этого не знали. Они могли подумать, что полк закончил переправу и комиссар сам снял флаг, приказывая им отходить. Нужно было что-то предпринять, предпринять немедленно.

В смятении Каплунов шарил глазами по помещению. В нескольких шагах от себя увидел винтовку Жалова. Решение пришло мгновенно. В каком-то яростном ожесточении он собрал силы, добрался до винтовки, примкнул штык, взял ее и пополз к окну.

Там он торопливо размотал с ноги окровавленную рубаху и нанизал ее на штык винтовки. От пола до окна было метра полтора. Став на здоровую ногу и опираясь одной рукой о стену, комиссар приподнялся, на какую-то секунду ступил на раненую ногу и штыком вперед сунул в окно винтовку. Тотчас от нестерпимой боли он потерял сознание и рухнул на пол.