Терентий Бочаев, приподняв воротник шинели, сидел на бревне, дымил самокруткой и сосредоточенно слушал комиссара. Комиссар Дубовец после полудня вернулся из Москвы и проводил с бойцами политическую беседу. Он говорил о положении в стране, о высадке в Мурманске английских, французских и американских войск, о провокациях японцев и американцев на Дальнем Востоке.
Когда Дубовец кончил и спросил, какие будут вопросы, Терентий поднялся, поправил линялую фуражку:
— В Москве-то как? У меня там под городом сестра…
Комиссар кашлянул в кулак.
— Туго в Москве, товарищи. — И он рассказал о трудностях, которые переживала Москва, совсем недавно ставшая столицей. Контра плела заговоры, саботировала работу предприятий и учреждений. Плохо было с топливом, в городе не хватало хлеба, крупы, жиров, мяса. Люди голодали.
— Даже Ленин получает паек, — сказал комиссар. — Каша без масла, да и той не вдоволь.
Кто-то сердито выкрикнул:
— Непорядок это! Негоже, чтоб Ленин на пайке сидел.
И зашумели бойцы. Поднялся худощавый красноармеец в залатанной шинели, на плечах еще остались метки от погон:
— Я так мыслю, хлопцы: надо товарищу Ленину посылку отправить. Пускай нам несколько дней меньше харчей будет, а посылку приготовим. Пошлем товарищу Ленину крупы, муки, сахара.
— Верно говорит, — одобрили бойцы.
— Пошлем от нашего имени.
— Нельзя, чтоб Ленин в питании нуждался.
— Братцы, братцы, и махорочки не забудьте. С куревом там, видать, тоже небогато.
— Эх ты, голова и два уха! Некурящий Ленин.
Шумели долго. И наконец решили: на днях помпохоз Охрипенко поедет в Москву за военным грузом для полка. В помощь возьмет бойца. Он-то и передаст посылку Ильичу.
Выбор пал на Терентия Бочаева.
Услышав, какое ему поручается дело, Терентий смутился:
— Да как же я?..
— Тебе сподручно — бывал в Москве.
— Помпохозу поможешь и с сестрой свидишься.
Вскоре Охрипенко и Терентий были готовы к отъезду. В картонную коробку из-под галет сложили несколько фунтов пшена и ячневой крупы. Раздобыли бойцы где-то немного сахару и осьмушку китайского чая. Терентия наставляли:
— Ежели Ленина не удастся повидать, в надежные руки посылку передай. Чтоб обязательно Ильичу отдали.
В Москву приехали вечером. На другой день Терентий понес посылку в Кремль. Прошли в комендатуру. Здесь его принял пожилой человек.
— Бочаев, говоришь? Ну, а меня все тут Семенычем кличут.
У Семеныча лицо худое, морщинистое. Потертая кожаная тужурка перехвачена флотским ремнем, на нем большущий маузер. Семеныч часто отвечал на телефонные звонки, звонил сам, кого-то стыдил, кого-то ругал. Выслушав Терентия, он усмехнулся:
— Вот народ! Каждому Ленина подай. А что у человека отдыха нет — не понимают. — И, смягчив тон, сказал: — Нет Ленина. На завод уехал. А после обеда заседание Совнаркома. Так что, товарищ, в неудачное время ты попал.
— А посылка-то! Как же теперь?..
— Передадим товарищу Ленину, — успокоил Семеныч и на клочке бумаги записал фамилию Терентия, а на коробке жирно поставил карандашом номер полка и отнес ее в угол комнаты.
Только теперь Терентий заметил, что возле стены лежало несколько свертков. Поймав взгляд Бочаева, Семеныч пояснил:
— Это тоже Ильичу. Мужички из деревни привезли.
Терентий повеселел: он уже не сомневался, что посылку передадут Ленину.
Выйдя из Кремля, Терентий решил, что теперь можно навестить сестру, которая жила в пригороде. Нужно было только отпроситься у Охрипенко.
Но остаток этого дня и почти весь следующий ему вместе с помпохозом пришлось бегать по управлениям, чтобы имущество для полка выдали полностью, чтобы дали вагон для его погрузки. Лишь вечером второго дня, когда дела с имуществом были почти закончены, Охрипенко сказал:
— Ладно, Терентий, жми к сестре. А то, когда свидишься — неизвестно. Но завтра же — пулей назад.
В пригород Терентий добрался поздно вечером, когда на тихой улочке, где стоял двухэтажный особняк богача Алехина, почти все спали.
Анна, сестра Терентия, с пятнадцатого года работала прачкой у фабриканта Алехина. Тяжелый то был год: мужа на фронте убили, отец умер. Осталась Анна с братом, но и Терентия вскоре мобилизовали. Потом забрали единственную лошаденку. До осени кое-как перебивалась Анна, а осенью бросила избенку и уехала из деревни. И жила с того времени под Москвой. Терентий был у сестры только однажды, когда в шестнадцатом году полк, в котором он служил, проходил в Москве переформировку. Тогда Терентий всего час пробыл с сестрой и то на улице просидели — в дом хозяин не пустил.
Обо всем этом Терентий вспомнил, поднимаясь по мраморным ступеням особняка. Остановился у дубовой двери и решительно постучал в нее.
Открыла старушка. Она подозрительно окинула взглядом рослого солдата.
— Мне Анну. Анну Бочаеву. Я брат ее.
— Вон там Нюрка. — И старушка кивнула в сторону, где за деревьями стоял флигель. — Ей жилье дали. Вот она и съехала отселя.
В одном из окон флигеля мерцал слабый свет. Терентий прошел по узкой дорожке и постучал в это окно.
Вышла Анна. Увидела брата, вскрикнула и прижалась лицом к его скуластой, небритой щеке.
Терентий и Анна сидели за столом и пили чай. Сахара не было. Пили с черствым хлебом, выпеченным из муки, смешанной с мякиной. На хлеб густо посыпали крупную, как толченое стекло, соль.
