Веселие Руси - [8]

— А никакой он и не молокан, и не иудеец, — вдруг рассердился милиционер Рябов. — Натуральный бич — только туману на себя напускает. Разве молокан, разве иудеец жрали бы столько водки? А этому поллитру взять на зуб — все одно, что нам на троих четушку. Я сам видел — гражданин купил в «гастрономе» 0,5 «Экстры», а этот в магазин залетел. Дозвольте полюбопытствовать. Выхватил у гражданина бутылку, скусил зубами горлышко да и вылил ее всю в свое поганое хайло! Вылил — и был таков. Все аж офонарели!

Милиционер сплюнул.

— Это как же так… вылил? — ахнул гость.

— А вот так — взял и вылил, — разъяснил Рябов. — Пасть разинул, вылил, стекло выплюнул и ушел.

— Не, все-таки он не иудеец, — сказал Гриша. — Может быть, он и не молокан, но уж во всяком случае не иудеец.

И неизвестно, чем бы закончился этот длинный спор относительно религиозной принадлежности Тюрьморезова Ф.Л., как вдруг по базару прошел некий ропот.

Милиционеры подобрались и посуровели. Меж торговых рядов пробирался высокий ухмыляющийся мужик. Он махал руками и что-то кричал. Старушки почтительно кланялись мужику. Мужик схватил огурец и запихал его в бороду. Когда он подошел к фотовитрине, лишь хрумканье слышалось из глубин мужиковой бороды. И вовсе не надо было быть москвичем, чтобы узнать в прибывшем Тюрьморезова Ф.Л.

Тюрьморезов Ф.Л. внимательно посмотрел на свое изображение.

— Все висит? — строго спросил он.

— Висит, — скупо отвечали милиционеры. — А вы на работу стали, Фален Лукич?

— Я вам сказал! — Тюрьморезов глядел орлом. — Пока мне не дадут соответствующий моему уму оклад 250 рублей в месяц, я на работу не стану.

— Да у нас начальник получает 150, — не выдержали милиционеры. — Ишь ты, чего он захотел, гусь!

— Значит, у него и мозгов на 150 рублей. А мне надо лишь необходимое для поддержания жизни в этом теле. — И Тюрьморезов указал на свое тело, требующее 250 рублей.

— Вы эти шутки про Тищенко оставьте, — жестко пресекли его милиционеры. — Последний раз — даем вам три дня, а потом — пеняйте на себя.

— Да что вы так уж сразу и кричите, — примирительно сказал Тюрьморезов. — На человека нельзя кричать. Христос не велел ни на кого кричать. Эх, был бы жив Христос — сразу мне отвалил 250 рэ в месяц. Уж этот-то не пожалел бы! А вы, уважаемые гражданы, а пока, между прочим, даже и товарищи, — одолжите-ка человеку папиросочку. Дайте-ка, пожалуйста, закурить-пофантить!

Милиционеры замялись, а московскому гостю тоже захотелось принять участие в событиях.

— Может, моих закурите? Американские. «Винстон». Не курили?

— Могу и американских, — согласился Тюрьморезов. — В свете международной обстановки, могу и американских. Дай-ка два штука, братка, коли такой добрый.

И он вытащил из глянцевой пачки московского гостя множество сигарет. Спрятал их за уши, затырил в дремучую бороду.

— Ну и фамилия у вас! — игриво сказал московский гость, поднося Тюрьморезову огоньку от газовой зажигалки. — Вот уж и родители, верно, были у вас, а? Оставили вам фамильицу!

И тут Тюрьморезов Ф.Л. на глазах всех присутствующих совершенно одичал. Его волосы вздыбились, глаза налились кровью, и даже сигарета торчала изо рта, как казацкая пика.

— Ты чего сказал про родителев, кутырь?! — мощно выдохнул Тюрьморезов и протянул длань, чтобы схватить московского гостя за грудки.

— А ну-ка прими руки, Тюрьморезов! — крикнули милиционеры и грудью стали на защиту московского гостя.

— Да нет. Он — ничего, — стушевался гость. — Он за внешней оболочкой прячет доброту. Вы, пожалуйста, не обижайтесь, товарищ Тюрьморезов. Я — так.

— А вот и не бухти тогда попусту, раз так, — с удовольствием резюмировал Тюрьморезов, смачно выдохнул дым и навсегда остался жить в Сибири.

А московский гость вскорости возвратился в Москву. Там он и служит сейчас на прежнем месте, в издательстве. Начальство им очень довольно, и к празднику он, было, получил хорошую премию. Но ее у него почти всю отобрала жена, потому что захотела купить себе норковую шубу. Насмотрелась различных фильмов на закрытых просмотрах, вот и захотела. А ведь такая вещь стоит громадных денег! Вот вам типичный пример отрицательного влияния буржуазной эстетики на слабую душу!

Сани и лошади

Тогда нашу улицу еще не замостили, вернее, замостили, но не сразу. Сначала не замостили, а потом выложили звонким булыжником, а потом накатились асфальтовые катки, заклокотали асфальтовые чаны. Замазали все, закатали, пригладили улицу и даже стали зимой убирать снег. Вот какие изменения вышли на нашей тихой улочке.

А тогда было лето. Тогда была летом желтая и серая пыль, которую поднимали колеса телег, курицы и пацаньи ноги.

Пыль, где прятались маленькие невидные стеклышки, которые вспарывали пятку, и получались шарики, капли пыли. А кровь густела от желтой и серой пыли, и шла сначала грязная кровь, и она потом густела, и вообще ничего уже не было, и заживало все намертво.

Снег выпадал, и его мяли полозья по прямой, но еще не было скрипа. А лошадка заносила ножки немного вбок, потому что быстро: и горяч пар пасти лошадиной, и спиралька в воздухе исчезает. Изредка полуторка проедет или «ЗИС», а так все больше — сани и лошади.