Вес в этом мире - [9]

Шрифт
Интервал

Скажи мне одну вещь. Не знаю, может, я сую нос куда не надо, но, честно говоря, это всегда интриговало меня. Ты ведь не просто ушел на пенсию — ты ушел из университета, вот просто так взял и ушел. Я всегда задавалась вопросом, почему.

Ответ таков: личные мотивы.

А я думала, что все дело в презрении. Более того, я продолжаю так думать. В презрении к этому университету — агонизирующему, эндогамическому, мелкому, трусливому. Ты никогда не принадлежал к кланам, к их миру, презирающему тех, кто не подчиняется…

Ты ошибаешься. Я — продукт эндогамии, клана, холопства.

Это неправда.

Правда. Каким образом, по-твоему, человек получает кафедру? Благодаря своей компетентности? Я знаю весьма компетентных людей, которым пришлось искать себе пристанище в колледжах и школах.

Я всего лишь штатный преподаватель, но это не имеет значения, покровители нужны всем. В определенный момент ты помог мне, ты ведь помнишь. Однако ты никогда не создавал кланов, никогда не выставлял со своей кафедры блестящих учеников, чтобы остаться с посредственностями.

Откуда ты знаешь? Я скажу тебе больше: откуда ты знаешь, что они не принадлежат к моему клану, как ты это называешь?

Я? Не знаю. Что ты такое говоришь? Не может быть, чтобы ты говорил это всерьез.

Даже в достоинстве присутствует грех. Я ушел потому, что моя жизнь была невыносимой. Вот и все.

Это неправда. Ты всегда любил преподавать.

О, преподавать. Моя жизнь состояла не только из преподавания, но, как бы то ни было, можно устать и от этого — от преподавания, особенно если в один прекрасный день спросишь себя зачем — зачем ты преподаешь, учишь. И еще: кого ты учишь и ради чего.

Ради чего? Слушай, давай сменим тему. У меня начинается депрессия.

А я, напротив, проголодался.

Да? А я-то считала, что ты живешь исключительно духовной жизнью.

И духовной тоже.


Омар? Да ты с ума сошел!

Это в твою честь.

Моя честь сейчас ниже нуля и не заслуживает даже какой-нибудь несчастной сардинки.

Бедные сардинки и бедные горожане — такие, как ты, кто не умеет ценить даров моря. Этот маленький рыбацкий порт являет собою место, избранное богами. Я не шучу, боги питаются именно здесь. И сардинок, конечно, тоже едят — тех, что оказываются подходящего размера для их божественных уст. Позволь мне тебя поучить. С тех пор как я оставил преподавание философии, значительную часть времени я посвящаю тому, чтобы научиться понимать маленькие удовольствия, даруемые нам жизнью. Заметь, что я сказал «понимать», а не «познавать», потому что мы их знаем, однако иногда, увы, не умеем насладиться ими. Насладиться означает остановиться, оценить, выбрать, отведать этих удовольствий, а потом снова и снова переживать все это мысленно, в памяти. Думаю, мне придется научить тебя есть омара, потому что наверняка ты из тех, кто съедает хвост, немного копается тут-там, высасывает пару лапок, а самое вкусное оставляет разрушенным.

О мудрецы, какими бы чудесными вы были людьми, не будь вы такими педантами!

Сознаюсь, мне нравится быть педантом. Однако, пока нам готовят омара, давай-ка пройдемся до конца набережной. Ветер сегодня словно бросает море прямо нам в лицо, ты чувствуешь эту соль? Ты присутствуешь при одном из крайних проявлений красоты.

Любопытно, что ты упоминаешь о красоте здесь, у моря. Я как раз вспоминала один из дней моего путешествия по Галисии — думаю, это было в окрестностях Байоны, но где точно, не помню. Там был сосновый лес, кажется, сосновый, а внизу и до самого горизонта — море. Я сидела, прислонившись к стволу и глядя на море; еще помню песок — похоже, это было одно из тех мест, где лес и трава подступают к самой воде вперемежку с песчаными пляжами, как в Самиле… Так вот, я сидела, а время текло, наполняя мое тело и душу восхитительным ощущением счастья.

Когда это было?

По-моему, в то лето, когда я окончила университет. Да, я помню, потому что я по-прежнему вела бурную жизнь, сумасбродную жизнь, ну, ты понимаешь. После нашего разрыва я вернулась к своим сумасбродствам — наверное, чтобы поскорее забыть о тебе. И потом, нужно было продолжать карьеру: во мне сосуществуют сумасбродная особа и филолог-англицист. Это большой порок, правда?

Гм… беспутная жизнь и английская дисциплина не так уж далеки друг от друга.

То, что ты сейчас сказал, — разумеется, плод твоего остроумия. Так вот, продолжаю рассказывать. Я ощущала такое счастье, такую гармонию чувств и духа — и вдруг, думаю, желая испытать наслаждение или сделать этот миг еще более наполненным, взглянула на книгу, торчавшую из моего рюкзака, и мне захотелось почитать. Наверное, это был один из сборников лучших произведений английской поэзии или что-то в этом роде. Галисия, лето, одиночество, лирическое настроение, законченная учеба… можешь представить себе, этакий огромный вздох облегчения. В общем, я начала листать книгу, заглядывать туда-сюда, мне попадались стихи, заставлявшие меня поднимать глаза от строчек, чтобы лучше прочувствовать, как говориться, посмаковать их… я наслаждалась — вот точное слово: наслаждалась. И вот после одного из таких моментов, перевернув очередную страницу, я начала читать «Оду к греческой вазе» Китса, а когда дошла до конца, до этого мощного финала — ты знаешь его? —


Еще от автора Хосе Мариа Гелбенсу
Не загоняйте убийцу в угол

Основной вопрос классического детектива – «Кто убил?» – безнадежно устарел.Интересно другое – «За что убил?».Действительно – за что один немолодой респектабельный одинокий человек убил другого – столь же одинокого и респектабельного?!Местная судья Мариана, ведущая расследование, практически немедленно начинает подозревать, кто убил, – но снова и снова ломает голову, пытаясь отыскать мотив убийства…


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Записки криминального журналиста. Истории, которые не дадут уснуть

Каково это – работать криминальным журналистом? Мир насилия, жестокости и несправедливости обнажается в полном объеме перед тем, кто освещает дела о страшных убийствах и истязаниях. Об этом на собственном опыте знает Екатерина Калашникова, автор блога о криминальной журналистике и репортер с опытом работы более 10 лет в федеральных СМИ. Ее тяга к этой профессии родом из детства – покрытое тайной убийство отца и гнетущая атмосфера криминального Тольятти 90-х не оставили ей выбора. «Записки криминального журналиста» – качественное сочетание детектива, true story и мемуаров журналиста, знающего не понаслышке о суровых реалиях криминального мира.


Берлинская лазурь

Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.


История одной семьи

«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».


Кажется Эстер

Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.


Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».