Весь мир Фрэнка Ли - [75]

– То есть вы боялись позора.

Папа мрачно кивает:

– Семья Паек, ты их не знать, они пробовать заниматься бизнес автомойка. Вообще все деньги потерять. И что? Вернуться назад в Корея. Ох, мальчик мой. Вся их семья деньги потерять, в долги влезть. Мистер Паек – инсульт. Он умирать.

Папа рубит воздух ребром ладони:

– Не я. Никогда.

– А сейчас ты уже ничего не боишься?

Папа смеется:

– Нет.

– Ты добился всего, чего хотел?

– Мы есть в порядок, Фрэнки. Ты собираться в колледж? Ты встречать хороший девушка? Ты рожать красивый ребенок? Вот и все. Я умирать, Фрэнки-младший, ты все в порядке, я улыбатьсяулыбаться. Я последний вздох и потом «Когда мы сбросим этот бренный шум?»[34].

Папа отрывисто смеется. Я тоже смеюсь.

– Черт подери, папа, зачем ты сразу про смерть?

Я хочу спросить его о Ханне. Сейчас, кажется, самый подходящий момент. А может быть, и нет: папа неожиданно перестает смеяться. На его лице появляется потерянное, я бы даже сказал, испуганное выражение. Может быть, он и сам о ней сейчас думает? Думает о том, увидит ли свою дочь перед смертью?

Папа будто бы не знает, куда спрятать взгляд, поэтому смотрит на часы.

– Эй, а ты уже разобраться в комната-холодильник? – говорит он.

– Еще нет.

– Ты сделать это сейчас. Мы скоро ехать на Сборище.

– Хорошо, хорошо, уже иду.

– Быстрей! – рявкает папа.

– Да все, пап! Ладно тебе!

Я беру худи и закрываюсь в холодильной камере. С папой всегда так. Мы разговариваем, все прекрасно, но потом его вдруг переклинивает, и он меня куда‐нибудь отправляет. Я чувствую себя луноходом, который должен приземлиться на Луне, но вместо этого попадает на окололунную орбиту.

Я передвигаю ящики пива и сока. Перекладываю банки, чтобы сделать из неполных упаковок полные, по шесть штук. Заменяю прокисшее молоко свежим. Я так рассердился на папу, что работаю в два раза быстрее обычного, поэтому, когда я снова возвращаюсь в жару торгового зала, у папы виноватый вид, будто я застукал его за чем‐то нехорошим.

В руках у него прозрачный пластиковый контейнер оранжевого цвета. Там таблетки.

– Что это? – спрашиваю я.

– Просто витамин, – отвечает папа. Он уже в поло – переоделся к Сборищу. – В12, кальций, клетчатка. Ты тоже надо принимать витамин.

– Подросткам не нужны дополнительные витамины, пап.

– Мы надо идти. Pali kaja!

То есть: «Поторопись, нам пора».

– Дай‐ка я взгляну на эти витамины.

– Pali kaja, – повторяет папа, пряча контейнер в карман. – Ты за руль, о’кей?

Мы садимся в его старую QL5. Я вижу, что кожа водительского сиденья сильно потрескалась и в одном месте даже порвалась.

– Хорошо, тогда дай и мне твою витаминку, – прошу я. Я говорю громко, словно хочу поссориться, но я просто знаю, что это не витамины.

– Этот витамин специально для старый человек, – отвечает папа. – Я завтра обычный витамин купить, ты принимать.

Всю оставшуюся дорогу папа молчит. Обычно он комментирует национальный состав районов, которые мы проезжаем, и рассказывает про то, что везде малый бизнес в упадке и только наш Магазин процветает благодаря их с мамой трудолюбию и смекалке. Но в этот раз папа ничего не говорит. Я хочу понять, что с ним происходит. Мне хочется задать кучу вопросов.

Что это за таблетки?

Ты злишься за то, что я вчера очень поздно вернулся домой?

Винишь ли ты себя в том, что Ханна ушла из дома?

Переживаешь ли ты из‐за того, что я скоро уеду учиться в колледж?

И даже такой: видно ли по мне, что я вчера потерял девственность? Не чувствуешь ли ты себя неловко, заметив во мне эту перемену?

Мне очень хочется обо всем этом спросить, но я молчу, потому что понимаю: честного ответа мне не получить. В общем, мы полчаса едем в неловком молчании.

Мы приезжаем к дому Сонгов и выходим из машины. Воздух соленый и сладкий – к запаху океана примешивается аромат шести плюмерий, у каждой из которых индивидуальная подсветка. И у кого только есть время и деньги для того, чтобы устанавливать под каждым деревом подсветку? Только у богатых.

Я автоматически поворачиваюсь к папе, он отрывает длинную нитку от пассажирского кресла. Значит, и на том обивка протерлась. Я снова задумываюсь о том, счастлив ли мой папа. Может, он завидует папе Джо, который в Америке добился гораздо больших успехов, несмотря на то, что начинали они оба одинаково. Завидует, потому что сам долго копил на QL5, а папа Джо, который приехал в США чуть позже, купил сначала новенькую QL6, а потом пару QL7.

Я надеюсь, что мой папа не завидует. Я надеюсь, что он уже пересек линию финиша и ему больше никуда не надо бежать. Это ведь тоже своего рода счастье. Просто я представляю себе богачей, вроде папы Джо, примерно так: они все время бегут к линии финиша, которая на самом деле никакая не линия финиша, а линия горизонта, и добежать до нее нельзя. Разве это можно назвать счастьем?

Мы еще не успели нажать на звонок, а на экране системы безопасности появляется лицо папы Джо.

– Yi-sunbae osyeotseumnida! – кричит он.

То есть: «А вот и учитель Ли!».

В доме тепло. Приятно пахнет чесноком и шалфеем. Я бормочу «Annyong haseyo», кланяюсь и обнимаю маму, которая приехала раньше нас. Она впервые в жизни вызвала такси с помощью приложения на своем обезьяньем зеркале, и ей это очень понравилось. Потом я поднимаюсь по лестнице на второй этаж в комнату Джо, где уже собрались лимбийцы.