Вертоградари над лозами - [6]

И, ударив кинжалом в грудь графа ди Триньяно, разбойник выпрыгнул в окно и побежал по пустырю, заряжая на бегу пистолет

(Koodstayl)

Все нежные имена

Твоих милых рук недостойны!

И судьба, что тебе суждена

Глубока безмерно и стройно.

И ткни твоих ресниц

Прекрасней бронзы и злата:

Не крылья ли веселых птиц

На светлом лике заката!

– Нет, мы стоим у границ,

Где нет предела, возврата!

Лучи плененные поют,

Твоих касаясь пальцев:

Какой приятнейший приют

Для магов и скитальцев!

Ио виселицы золотой

Ужасен вид и мрачен:

И вот – уже перед тобой

Мир озлащен, прозрачен.

И нет нам радостей иных,

И нет иных нам плясок, –

Как крыться в крыльях золотых

За кружевами масок!

И будет наш веселый бал

Пленительно банален,

Зане не раз я воздыхал

У тех опочивален;

Зане не раз я целовал,

Безумец – руки эти

И нам судьба: прийдя на бал,

Понять: мы только дети,

Мы все расскажем ввечеру,

Мы будем откровенны:

Понять сумеет тот игру,

Кто ей пребудет пленный. –

Кто, распростясь с своей судьбой,

Всем скажет: – Путешествии

– Любовник я теперь – со мной

– План Африканских шествий!

И мы простим ему печаль

Отчаянье и слезы; –

Как вам с тобою было жаль

Потерянные грезы!

Ласкает и палит июль

На вашем платье гарус…

  Пожалуйста! возьмите руль

  И натяните парус

Сказки

«И воскликнул: – О, небесное, божественное существо… – и проч.»

(Т. Гофман.)

Мы рассказывали сказки,

Два поэта – ей одной,

И красавицы смеялись

Над затеей неживой.

Каждой золоченой фразой

Мы напоминали ей,

Что мы отданы навеки

Кругу блещущих цепей.

Как сияет цвет счастливый,

Как полдневная звезда, –

Так приветливо девица

Улыбалась нам тогда.

Мы не знали где ей будет

Богомольно отдохнуть

И зачем ей жизни хладной

Дан неизгладимый путь,

Но прочли в очах спокойных!.

Наши верные мечты

Мертвый и холодный трепет

Несказанной пустоты. –

Но мы знали, что героям

Только радость – умирать

И мы бросились спокойно

В омут зыбкий – просиять!

И хотя мы вспоминали

Будущего весь черед,

Мы не верили, что сердце

День таинственный сожжет,

Что и ей, колдунье нежной.

Страстный будет день сиять,

На лицо ее положит

Мертвую свою печать.

Два поэта – только сказки

Мы рассказывали ей;

Нам блистали арабески

Легких завитых кудрей.

И нежданной похвалою

Нас приветил не один,

Пробегавший легкой тенью,

Взор насмешливый мужчин,

А когда мы уходили.

Вспомнили мы о другой,

Чья свобода, чье мученье

Вянут розой неживой

Мгновение

…На миг очарованьем,

На краткий миг была мне жизнь моя

(Е. Баратынский)

Были речи смутны и спутаны

И, смутясь – я умолк;

Были плечи ее закутаны

В нежный, черный шелк,

Но она голубыми взорами

Мне сказала (любовь моя!):

Что жалеет и любит укорами

И не жаль ей ее бытия;

И биеньями благодатными

Сердце билось и пело мое –

И не мог ей словами понятными

Я сказать, что люблю ее

Смятение

Играет солнце мятежно

В лазури огневой;

Но она улыбается нежно

На голос неявный мой.

Как там закатные трубы

Гремят, приветствуя ночь;

Но морские эти губы

Отходят так тихо прочь.

И вновь буреносные луки

Взрывают облачный стон;

Но она поднимает руки

И мир как легкий сон.

Тебе, время, не измерить

Безумья моего:

Ты не можешь поверить

Что она лишь и я, и вокруг – никого

Сон

И. М.

Yadwigha dans un beau rive

(H. Rousseau)

Я смущен сомненьем нежданным:

И мне надо ли верить ему?

Убаюканным, обаянным

Уплывать в ревнивую тьму –

– Ты – мне плот помогала строить.

О, богиня богинь, Калипсо…

  (Пожалуйста, посмотрите эту картину

  Анри Руссо.

  (Вы знаете, я опечален,

  Что должен был так написать

  Но от этих цветущих развалин

  Разве можно мне убежать!)

Ты – теперь на воздушном ложе,

А вокруг: такие цветы

Разве кто нибудь, кто нибудь может

Быть такою счастливой как ты!

Нс чудесная ль пела нам книга,

Как брели мы, дети равнин, –

Оглянись, оглянись, Ядвига,

Это я, забытый твой сын.

Я пришел в незабвенные кущи

Петь одной богине хвалу;

В голубые Ашатии рощи.

В дорогую желанную мглу. –

Мне крылатые райские розы

Обнимая, целуя, любя, –

Говорящие птицы и розы

Обещали, обещали тебя.

Затомись ты, душа огневая.

На высокий на счастливый бой –

Громовержца, властителя мая

Повстречая удар золотой

Совет

Je voulus l’embrasser pourlui termer la bouche. mais elle me bouoait encore

(G. de Nerval)

В морозный день благослови

Камина быстрые блистанья.

Капризный взор останови

И погрузи его в пыланья.

О, взоры светлые твои

Достойны стен церкви Сикстинской!

Одна: – перед тобой Виньи,

И Обиньэ, и Баратынский.

Российской острой простотой

Сменив францусския химеры,

За Павловой, Растопчиной,

Бросаешь в сторону Бодлэра,

Раблэ, Кузмин и Апулей.

Гриффин и Платен – позабыты,

Да и Уайльдовских затей

Прискучившие хризолиты.

Вздохни; – взгляни же на снега,

На тени в серебре лиан ты, –

Не все ли эти – жемчуга,

А те не все ли – бриллианты!

Опал

Как быстро плыли в воздух нежный

Вы, призрачные корабли,

И уносили в зарубежный

Край упования мои;

К вам горько простирая руки,

Я, одинокий, умолял

На память о моей разлуке

Оставить маленький опал.

И вы, таинственники неба,

Благословившие мой край;

Волны возлюбленного хлеба

И тот первоначальный рай,

Вы кормчему вручили бросить

Поблескивающий талисман –

(И ветер мне его доносит,

Бросая в глуби травных стран).

И, наклонившись, терпеливо,

Он милостиво поучал,

Как мне найти за дальней ивой

Подарок – маленький опал

Pro Doma Mea

Рука поднимется губительная