Вертер Ниланд - [60]

Шрифт
Интервал

Некоторое время мальчик сидел неподвижно. Стояла почти полная тишина. Ветерок был слишком слаб, чтобы шелестеть в щелях сарая. Слышалось лишь смутное, словно издалека доносившееся, вялое, бормотливое квохтанье кур.

Сидя на корточках, мальчик наклонился вперед. Вслепую нащупав оба полувывинченных болта, он принялся выкручивать их дальше. Это было вовсе не трудно, и пальцам ничуть не было больно!

Где-то громко и страстно заворковал голубь. Мальчик сунул болты в карман и выпрямился. Гулко хлопнула дверь, но мальчик не шелохнулся, лишь веки его чуть встрепенулись. По гравию прошуршали тяжкие шаги, заглохшие на бетонном полу.

Мужчина, сцепив за спиной руки, остановился под лестницей. Он посмотрел наверх, и в его глазах, цепко ухвативших очертания мальчишеской фигуры, отразилось удивление. Он ловил, но не сумел поймать взгляд мальчика, который тихо, не шевелясь, смотрел прямо перед собой.

Мужчина расцепил руки. В одной у него оказался только что сломленный крепкий прут. Мужчина начал взбираться по лестнице. Мальчик сглотнул, но по-прежнему не двигался. Он встрепенулся лишь тогда, когда голова мужчины поравнялась с верхней планкой лестницы.

Того, что случилось в следующие секунды, никто не смог бы описать в подробностях — настолько быстро это произошло: нога мальчика, словно брошенного вперед разжавшейся пружиной, коснулась подбородка мужчины; лестница со скрипом отошла и стала медленно удаляться от края настила; хрип, вырвавшийся из глотки мужчины, его мгновенный изворот на лестнице и прыжок, кончики пальцев и ногти, оставляющие беспомощные царапины на пыльном полу чердака; глухой удар, раздавшийся внизу и сотрясший стальные подпорки; и наконец, сама лестница, медленно, почти торжественно возвращающаяся на место.

Мальчик присел и вновь завернул болты в пазы. Затем спустился по лестнице, чтобы подобрать прут и оттащить его подальше, за ограду свинарника. Все это время он внимательно следил за тем, чтобы не ступить в темный, уже застывший ручеек, растекшийся по бетону вокруг мужской головы.

Письма

«Похорони и забудь», — сказала Флорри. Всю дорогу в голове Мэнры звучали эти слова старшей сестры, и вот теперь, когда, наконец, электричка подъехала к маленькой станции, она как будто снова услышала их. «Похорони и забудь». Конечно, это были разумные слова — разумные, как и все советы Флорри, и действительно кому-то могли помочь. Мэнра должна распроститься с прежним окружением, убеждала ее Флорри, больше не оставаться там, где всё вновь и вновь будет напоминать ей о прошлом и о том, через что ей пришлось пройти. Ей нужно подыскать другую работу, в другом месте. Не сидеть сложа руки.

Поезд замедлил ход, со скрипом дернулся назад и резко остановился. Тишина испугала Мэнру. Узкий перрон меж двух путей, уставленный цветочными кадками с душистым горошком и горянкой, в свете позднего полудня казался совсем безлюдным.

Мэнра осторожно сошла на желтый гравий, одной рукой, с перекинутой через нее большой черной сумкой, держась за металлический поручень, а другой придерживая от ветра желтое платье, чтобы не запачкать его о пыльные и ржавые двери вагона. Больше багажа у нее с собой не было: чемоданы должны были прибыть на следующий день.

День был облачный: все небо затянула вуалеобразная дымка, и все же свет ослепил Мэнру, так что ей пришлось достать из сумки зеленые линзы и прикрепить их к тяжелым, украшенным перламутром очкам.

Она не любила спрашивать дорогу и потому накрепко затвердила указанные в письме наставления: сначала будет кафе с маленьким парком, потом свернуть направо, по узенькой тропинке напрямик через сосновый бор до белой оштукатуренной фермы, и затем налево, и так до конца.

Мэнра быстро пересекла небольшую вокзальную площадь. Никто не обращал на нее внимания, и это было хорошо. Несмотря на изнуряющую жару, она быстро шла вперед и замедлила шаг только у беленой фермы. Советы Флорри всегда были мудрыми и верными, это она знала. Но было ли решение самой Мэнры действительно продуманным, и сама ли она его приняла? Верила ли она в то, что это было разумно — вот так вдруг бросить свою маленькую квартирку и службу, на которую с удовольствием ходила более девяти лет? Ей нельзя было колебаться, нельзя было поддаваться тревожным мыслям, но ужасное сомнение одолевало ее, и налетел вихрь мыслей и впрямь тревожных, когда в конце узкой тропинки, на которую она свернула, перед ней во всем своем провинциальном убожестве предстало здание школы из красного глазурованного кирпича с высокими, похожими на фабричные, окнами. За воротами, состоящими из двух каменных столбов и железной арки, открывалась подъездная дорога с продавленными в мягкой земле колеями, а по обеим сторонам тянулись низкие стены — вероятно, для того, чтобы защищать сад, хотя и не похоже было, что он особо нуждался в защите. Там и сям под стенами или на стенах дети играли в мяч или тыкали палочками в рыхлую землю.

Внезапно, не помня, как вошла в ворота, она очутилась перед входом в здание. Дверь была приотворена и со скрипом распахнулась, когда Мэнра, не позвонив в звонок, машинально потянула ее и оказалась в голом, грязновато-зеленом холле. Кругом не было ни души. Определенно, было бы лучше вновь выйти и позвонить. Однако другая мысль, ошеломительная, как вспышка, мелькнула у нее в голове, и у Мэнры почти перехватило дыхание: может быть, еще не поздно выскочить за ворота, добежать до станции и там, перед тем, как сесть в первый же поезд, распорядиться, чтобы багаж на следующий день отослали назад? У нее закружилась голова. Свою комнату она, вероятнее всего, могла бы вернуть — наверняка, это бы получилось. Ей не пришлось бы идти к Флорри. Она сама вернется на прежнюю работу, ведь занятия в школах только-только начались, она сможет —


Еще от автора Герард Реве
Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Тихий друг

Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.


Циркач

В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.


По дороге к концу

Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.


Рекомендуем почитать
Узники Птичьей башни

«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.


Наша легенда

А что, если начать с принятия всех возможностей, которые предлагаются? Ведь то место, где ты сейчас, оказалось единственным из всех для получения опыта, чтобы успеть его испытать, как некий знак. А что, если этим знаком окажется эта книга, мой дорогой друг? Возможно, ей суждено стать открытием, позволяющим вспомнить себя таким, каким хотел стать на самом деле. Но помни, мой читатель, она не руководит твоими поступками и убеждённостью, книга просто предлагает свой дар — свободу познания и выбора…


Твоя улыбка

О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…


Отголоски прошлого

Прошлое всегда преследует нас, хотим мы этого или нет, бывает, когда-то давно мы совершили такое, что не хочется вспоминать, но все с легкостью оживает в нашей памяти, стоит только вернуться туда, где все произошло, и тогда другое — выхода нет, как встретиться лицом к лицу с неизбежным.


Подлива. Судьба офицера

В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.


Мыс Плака

За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой. Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?


Малькольм

Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.