Верховья - [99]
Между прочим, одну из своих книг В. Николаев назвал «Дыхание берегов». В метафоре этой, среди совокупности других смыслов есть и тот, что имел в виду В. Овечкин. Да, для В. Николаева жизнь — это «не только литературные сюжеты»; он из той породы писателей, которые даже не в какой-то, а в полной мере сами участники, а нередко — и главные герои своих «сюжетов». Значит ли это, что творчество В. Николаева автобиографично? В том смысле, как это часто говорится о Л. Толстом (что он всю жизнь писал историю своих духовных исканий), — бесспорно, да. Впрочем, наш автор, в меру отпущенного ему природой таланта, вслед за своими великими предшественниками как в русской, так и в советской литературе, умеет и абстрагироваться от собственной личности, воссоздавая в своих произведениях характеры людей самых разнообразных.
В богатой психологической палитре представлены (например, в одной из последних книг писателя «Не убежит река», 1981) люди доселе, пожалуй, почти неизвестной литературе профессии — шкипера. Но уже и первая повесть В. Николаева «Закон навигации» (1972) продемонстрировала умение молодого прозаика создавать яркие и жизненные образы наших современников. Впрочем, параллельно с этой повестью шла работа над произведениями автобиографического плана, где господствовала уже не эпическая, а лирическая интонация. Любопытно, что сам автор, первоначально было решительно назвавший эти небольшие по объему вещи ‹очерками», впоследствии усомнился в точности этого жанрового определения. Так, «Утро» называется им в разных изданиях то очерком, то рассказом; та же судьба постигла «очерк» «Деду и внуку», а «Весновка» удостоена им даже трех жанровых характеристик: «очерк», «рассказ», «речной дневник».
Сегодня, когда В. Николаев уже почти приблизился к своему пятидесятилетнему рубежу, можно сказать, что написано им немного: две повести, чуть больше десятка рассказов и очерков и четырнадцать «повествований о шкиперах». Немного? Да. Но — при том при всем — ничего лишнего, ничего необязательного, случайного. Художественный мир прозы В. Николаева целен, един, последователен и гармоничен. Вот и последняя повесть «Шумит Шилекша» — не случайность, а закономерное, органичное следствие духовного развития писателя. Даже более того — зримо ощущаешь, как повесть зарождалась в недрах этого художественного мира, как она зрела там и набирала силы и — наконец — воплотилась в найденном, выстраданном слове.
Читала я в первый раз «Шилекшу» и не раз ловила себя на странном чувстве: будто бы что-то такое было, а вроде бы и не было. Ну, разумеется, кинулась перечитывать очерки и рассказы В. Николаева. И, конечно, нашла, нашла те мысли, чувства, картины даже, которые в ранних своих вещах писатель как бы «опробовал», чтобы потом в полной мере «развернуть» их в «Шилекше». И в «Весновке» (1973 — 1974), скажем, в мотивах единства реки, леса и человека, работающего в лесу и на сплаве: «Испокон веку жили на Унже лесорубы да сплавщики. Древние это профессии и людей, и реки». И еще ранее, в очерке «Деду и внуку» (1972), где автор вспоминает о своей первой весновке в семнадцать лет (кстати, «весновка» — это весенний сплав леса), смысл и значение ее он понял много лет спустя, и даже не в 1972 году, а позже, в начале восьмидесятых, когда сумел осмыслить неясные томления души своего, можно уверенно сказать, автобиографического героя, что и принял облик шестнадцатилетнего паренька Мишки Хлебушкина в повести «Шумит Шилекша». А мощное лирическое начало будущей повести пусть еще робким, но уже чистым самостоятельным ручейком пробивалось и в рассказе «Голубышки», и особенно в рассказе «Утро» (1970).
Но вот прошли годы, и писатель вновь обратился к своим истокам. Тридцать лет понадобилось ему для того, чтобы осознать свою раннюю юность (ну, и конечно, не только свою). Прозаик создал, можно сказать, художественную биографию своего поколения, и если не всего, то значительной части этого поколения, чья юность пришлась на конец пятидесятых — начало шестидесятых годов.
Основной круг вопросов, над которыми задумывается в этой повести В. Николаев, можно очертить (полностью их вряд ли исчерпаешь в одной статье) следующим образом: какую духовно-эмоциональную школу должен пройти юноша, чтобы в зрелом возрасте быть подлинным гражданином, то есть человеком, в своей профессиональной и социальной деятельности свободным от пустословия, фразерства, равнодушия, демагогии, ловкачества, от коварного умения подменять сущее внешним? Одним словом, что же все-таки нужно нашим мальчикам, чтобы из них из всех вырастали настоящие защитники жизни.
Начнем хотя бы с такого вопроса: почему шестнадцатилетний парнишка из глухих унженских лесов Мишка Хлебушкин решил стать (и стал) не лесорубом и сплавщиком (как отец, дед, прадед), а военным, офицером Советской Армии? Почему он, выросший в деревне Веселый Мыс, что стоит при впадении Унжи в Волгу, изменил труду своих предков? И — изменил ли? Что это — случайность? Как мы знаем, случайностей в литературе не бывает. Значит, в этой судьбе есть своя цель, свой смысл. Какие? Ответ на этот вопрос — вся повесть «Шумит Шилекша». И ответ В. Николаев не прячет от читателя, а, напротив, ненавязчиво, но настойчиво прямо-таки указует на него.
