Верховья - [73]

Было еще далеко до вечера, и брести снова в душную каюту обоим не хотелось.

От безделья, растягивая время, они не спеша поправили покосившуюся рею мачты, натянули антенну, а больше вроде и делать было нечего. Поэтому собрались все же домой, но неожиданно хлынул такой дождь, что оба бегом заскочили в рубку.

— Хоть стекла пообмоет... — сказал Семен, глядя в пестреющие гривы. — Сейчас пронесет.

Но дождь не переставал, будто нарочно держал их в ненавистном катере, и оба боялись — не пришлось бы ночевать здесь. Однако об этом молчали.

Становилось сумеречно и неуютно в неприбранной холодной рубке.

— Хоть свет бы подключить, — сказал Семен, — все повеселее будет... Пошли?

Стрежнев поморщился. Когда подключили освещение, в машинном стало еще безобразнее: все просило, требовало уборки. Оба скорее вернулись в рубку.

Семен встал за штурвал, включил, проверяя, все ходовые огни, завыл сиреной, засмеялся:

— Поехали... давай отмашку!

— Теперь нам только посуху и ездить, на воде-то утонем, — сказал Стрежнев.

На брандвахте, когда они раздевались, прилаживали к батарее мокрые фуфайки, вошел к ним Федор, сказал:

— Приехал.

— Кто?! — испугался Стрежнев. — Сам?

— Нет, линейный... Был здесь. Завтра, сказал, с утра к вам на катер пойдет.

— А начальника нет?

— Нету.

— Ну, а чего этот говорил?

— Да больше ничего, вот только так и сказал.

Сняв один сапог, Стрежнев задумался: «Эх и дураки, начали пить. Надо было сразу уезжать. Теперь что? Ведь топить эту калошу не будешь — всем затоном просмеют! Анне и то не дадут проходу. Погода-то вона что! Не успеешь оглянуться — лед затрещит... Ведь он, сопляк, ничего не понимает, только приказы чиркает: Поезжайте!» Хоть бы спросил, посоветовался... И не звонит теперь. Спуска-ать... А трещина? Неужели они не знают, дотянули до какого времени. Ведь заваривать надо, в затон и то не уведешь так-то! Какое уж тут плаванье».

Разговор на высшем уровне

1

В восемь утра они были возле катера. Сидели на осине, ждали линейного. Внизу по реке потюкивали топорами сплавщики — подновляли к весне боны. День разыгрывался веселый: в солнышке, в блеске — любованье! Игрушкой посверкивал за рекой крест на церквушке. Было слышно, как там в березах и липах возбужденно орали, делили что-то грачи.

А ниже, по широкому скату угора, выбирая, где поположе, осторожно кочевало по снегу от одной вытаявшей проплешины до другой колхозное стадо.

— Что-то он коров-то рано нынче выгнал, — вслух подумал Семен.

— А закаляет!.. — пояснил Стрежнев, а сам думал: «Может, теперь-то вот и можно вернуться в затон? Благо — причина есть...»

Пришел линейный. Он показался им маленьким, щуплым. Был в узких брючках и высоких с загнутыми голенищами сапогах. На голове — черт-те что: не то шапка, не то фуражка, что-то с козырьком. Однако, здороваясь издалека, он глянул из-под белесых бровей, из-под этого козырька так цепко и настойчиво, что Семен невольно подобрал ноги. Без перчаток — руки в карманах куртки — был он весь так пружинисто подобран, так ловко на нем сидели и курточка, и эта странная кепка, что, казалось, век он в них ходит, ни в чем другом больше не бывал да и быть не может.

«Востер», — отметил про себя Стрежнев и достал новую сигарету.

Механик, не вынимая рук из карманов, медленно, большим кругом обогнул катер, приглядываясь к нему, остановился возле носа, попробовал каблуком луг, задрал голову — зачем-то оглядел столб и провода над катером; потом присел, стал разглядывать вмятины на корпусе, переходил от одной к другой...

Семен и Стрежнев следили за ним, сдерживая улыбку.

— А ты подальше, подальше полезай. Не бойся, не измараешься! — наставительно посоветовал Стрежнев.

Но механик поковырял циркулем во вмятине и, не глядя на них, подошел, сел рядом. Закурил тоже.

— Ну, что за эти дни поделали? — поинтересовался спокойно.

— Не видать? — осторожно спросил Семен.

— Как зимой было, так и теперь... Кроме мачты, ничего не вижу. Скажи, капитан.

Но Стрежнев насупился: за тридцать лет на реке никогда еще не записывали его в лодыри. Под конец угодил. Да и выговаривает-то кто. Парнишка! И пусть линейный был прав, но казалось Стрежневу, что они там тайно сговорились с Чижовым и оба ехидно измываются над ним напоследок. Вспомнилось, как уезжал, и опять пожалел, что вгорячах забыл, не прихлопнул по столу перед самым носом у Чижова медицинской справкой, что лежала в кармане, не ушел сразу домой. Оплошал!.. А теперь уж поздно. Расхлебывай вот. Но он решил еще пока не сдаваться: «Вы хитры, а я тоже не лыком шит».

— Я вам эти дни прогулом поставлю...

— Да?.. А ремонтировать сам будешь? — очнулся Стрежнев.

— А вы что, гулять приехали?

— Ну, и не ломить. Мы тебе не котельщики и не плотники. Людей давай, а потом покрикивай.

— Так вы что, готовую баранку настроились крутить? Сидели бы дома, ждали, когда лед пройдет.

— Ищите с Чижовым хороших, раз мы не годимся... Только не забудь пакли им выписать, днище-то хоть проконопатят, — сказал и отвернулся Стрежнев.

Линейный насторожился, часто замигал, соображая.

— Какое днище?

— А иди погляди, какое.

Механик нерешительно встал, медленно пошел и лег под катер.