Верховья - [47]

27

Ошиблись Пеледов с Мишкой, думая, что зачистка придет к ним на другой день. Она пришла к вечеру уже этого дня. В безветрии угасающего дня одна за другой стали заплывать к ним в заливину кобылки. Люди говорили уже тихо, не суетились и, отдыхая, легонько толкались по темной закатной воде. Собравшись все вместе на девяти кобылках (кое-кто спускался берегом), остановились посреди заливины, закурили, обсуждая завтрашний день. Потом стали причаливать к берегу и крепить кобылки на ночь. А закрепив, тихо двинулись тропинкой вдоль берега к бараку.

Чирок шел первым, уныристо прошивая заросли. Когда вылетела из кустов утка, никто не обратил на это внимания, но Чирок, пронзив взглядом убегающую по воде крякву, вдруг остановился:

— Погоди-ко... — и, сойдя с тропы, двинулся за ельник. — Ооо! — раздался оттуда его на голос. — Стой, мужики!

У Мишки будто оборвалось все внутри.

— Чего там? — остановился на тропе Княжев.

— Сейчас... гляди! — раздался шорох раздвигаемых лап, и из-за ельника выглянула, маленькая голова Чирка, без шапки, с довольной и хитрой улыбкой.

— Вот, знаешь-понимаешь, — бережно поднес он к бригадиру шапку, наполненную яйцами. — Глазунья на всю бригаду будет!..

— Насиженные? — усомнился Луков.

— А сейчас проверим! — встрепенулся Чирок. Он бережно поставил шапку на землю, взял яйцо и, шагнув в сторону, опустил его в лужу. Яйцо медленно опустилось на дно. — Ну?! — еще больше оживился Чирок. — Самая пора! — и победно поглядел на всех.

Мишка, едва сдерживаясь, не сводил глаз с Пеледова. Сорокин присел и осторожно накрыл яйца своей широкой ладонью.

— Теплые... Хорошо сидела. Оставь-ко ты их ей.

— Дак не насиженные еще! — вновь и Чирок. — Дармовые...

— Это сверху, последнее попалось, — медленно разогнулся Сорокин и показал пальцем на яйцо в воде.

— Да отдайте вы ему одно! — с раздражением сказал Княжев. — Пусть берет, если у него одного не хватает, — и, не оглядываясь, двинулся дальше.

Все засмеялись, а Пеледов осторожно забрал шапку с яйцами и пошел за ельник к воде.

— Не найдешь... — кинулся за ним Чирок. Но Мишка опередил его:

— Иди, знаем где... Это гнездо мы давно храним.

И Чирок отстал, не зная, верить Мишке или нет.

На поляну пришли в этот вечер поздно, однако никто не собирался спать: Княжев сказал за ужином, что завтра на реку особо торопиться не стоит, выспаться надо. У него был свой расчет: работы оставалось немного, вода пока держалась, но опять почему-то не было Чекушина. А Княжев хотел, чтобы он видел зачистку своими глазами. Другое дело — люди измотались, и надо было дать им роздых перед обратной — дальней дорогой.

Мишка, услышав о позднем подъеме, уже точно знал, что утром будет в шалаше: это была последняя возможность побыть на току.

Ночь была теплая, парная. Мишка и выспался, и в шалаш пришел вовремя. Густой синевы небо додремывало над вершинами спокойно, без напряжения, кое-где поигрывая чистым мерцанием звезд. Едва Мишка забрался в шалаш, как в лесу раздалось шипение — сразу несколько тетеревов зло перекликнулись и тут же гулко захлопали крыльями. Ночной воздух шумел от их могучих взмахов — и сверху, и справа, и слева... Стая приземлилась, была минута молчания, а потом заурчали по очереди — один, второй, третий...

Еще темно было на поляне, едва различались самые крупные сосенки на ней, а ток уже шумел вовсю. Мишка не видел ни одной птицы, но хорошо слышал даже шорох перьев. Кто-то ворковал совсем рядом от шалаша, и боязно было дышать...

Дважды тетерева замолкали, перелетали друг к дружке по поляне, хлопали крыльями, потом все начиналось сначала.

Старик постоянно держался отдельно ото всех. Вернее, он был в центре тока, но близко к нему никто не подбегал и не подлетал. Мишка пригляделся уже и следил за ним, потому что он был крупнее всех и пел больше всех. Казалось, токовика мало интересовало, как поют другие петухи. Он был занят только собой. И Мишка, неотрывно наблюдая за ним, уважал его за эту самостоятельность.

А утро шло своим обычным заведенным порядком. Как всегда с рассветом, пролетела над поляной ворона, прокричала на весь лес. Правда, раньше она летала в сторону Побочного, теперь же в обратную сторону, к бараку: с приходом весновщиков она сразу поняла, что лучше кормиться на поляне возле вагончиков, чем летать в поселок. Изо всех лесных жителей заметили воронью хитрость только две сороки и стали опережать ее поутру. Но ворона тоже поняла их и потому с ночи начинала орать на весь лес, давая знать сорокам, что летит. И они, торопливо ухватив что-нибудь в клювы, отлетали к опушке.

Сейчас, сорвавшись без добычи, обе сороки ждали своей очереди тихо. А лесом кто-то осторожно шел. Очень осторожно. Однако они все равно учуяли и затрещали на весь лес.

Крайние к сорокам тетерева насторожились, на всякий случай отлетели в глубь поляны, и ток продолжался.

Мишка тоже заметил беспокойство сорок и стал следить за краем леса. Скоро качнулась лапа старой ели, и любопытно выглянул человек. Он тянул шею, пытаясь увидеть за малыми сосенками тетеревов. Мишка по шапке узнал Чекушина и терялся в догадке — что же делать? А токовик пел, все больше набухая от своей важности, силы...