Верховные боги индоевропейцев - [59]

ке общества мужчин-ариев и распределении благ в этом обще-

стве,— одновременно и младшие по отношению к главному бо-

гу, и верховные вместе с ним по отношению к остальным богам,

так и Ювента и Термин — младшие по отношению к приютив-

шему их богу-царю (rex), но разделяют его величие до такой

степени, что были вырезаны надписи, посвященные Юпитеру

Ювенте и Юпитеру Термину. Овидий (Фасты, 2, 667—672), го-

воря о Терминалиях, имеет основание противопоставить бога—

межевой столб deorum cuncta turba 'общей толпе богов':

...et magno cum Joue templa tenet:

Nunc quoque, se supra ne quid nisi sidera sernat,

exiguum templi tecta foramen habent.

...в храме стоять и стоит вместе с Юпитером там.

Да и теперь, чтоб ничто, кроме звезд, ему не было видно,

В храмовой крыше пробит маленький в небо проем.

10. Развитие

Укрепление Рима на своем месте дало двум помощникам

Юпитера иную ориентацию, чем у Арьямана и Бхаги в Ригведе,

у Сраоши и Аши в Авесте. Сочетание «люди ~ блага» почти

стерто другим — «продолжительность ~ устойчивость», в окон-

чательном виде «время ~ пространство». Такая эволюция, кото-

рая при этом не завершилась философской конструкцией, нача-

лась, вероятно, с момента, когда третье божество группы при-

няло облик и название межевого столба, т. е. получило под

свое покровительство земельные наделы, а не движимое имуще-

ство. В Индии, в Иране ни Бхага, ни Аши не могли вызвать

никаких ассоциаций с пространством; скорее Арьяман, бог-по-

кровитель ариев, и Сраоша, дух-покровитель маздеистских об-

ществ, вместе с гарантией длительной протяженности во време-

ни гарантируют и некоторый минимум устойчивости в простран-

стве. Спецификация «terminus», может быть в результате этрус-

ского влияния49, лучше различила, лучше разделила теологи-

чески две основные формы восприятия и деятельности человека.

Развитие в Риме имперских стремлений (tu regere imperio

populos Romane memento) вызвало величайшее изменение, на-

стоящий переворот, по крайней мере в том, что касается Тер-

мина,— своего рода «распространение во вселенную», сравнимое

с тем, что (не в политической реальности, а в идеологии) со-

здал для Сраоши и Аши маздеистский империализм: воздаяни-

ем человеку по смерти благого и дурного Аши приобрела почти

бесконечный радиус действия, открывающийся в вечность. Срао-

ша как покровитель верующего общества в противопоставле-

нии другим становится хозяином всего телесного мира: безве-

рие приговорено, отброшено, а все благое предано вере хотя бы

потенциально. В Риме это воздействие носит светский характер:

Ювента, более щедрая, чем двенадцать птиц Юпитера, обещает

Риму firma omnia et aeterna (Флор, 1, 7); Термин как межевой

столб исчезает в знаменитой формуле, которой Овидий украша-

ет описание обрядов его праздника (Фасты, 2, 679—684):

Est uia quae populum Laurentes ducit in agros

quondam Dardanio regna petita duci:

ilia lanigeri pecoris tibi, Termine, fibris.

sacra uidet fieri sextus ab urbe lapis.

Gentibus est aliis tellus data limite certo,

Romanae spatium est urbi et orbi idem.

Есть дорога, народ ведущая в земли лаврентов,

В царство, какого искал некогда древний Эней;

Там у шестого столба тебе, порубежный, приносят

Внутренности скота, шерстью покрытого, в дар.

Земли народов других ограничены твердым пределом,

Риму предельная грань та же, что миру, дана.

Когда Юпитер открывает Венере, какое будущее ожидает

Барод ее несчастного сына, он сам удвоенным отрицанием при-

зывает этот предел надежд Рима (Энеида, 1, 275—279):

Inde lupae fuluo nutricis tegmine laetus

Romulus suscipiet gentem et Mauortia condet

moenia Romanosque suo de nomine dicet.

His ego nec metas rerum, nec tempora pono

Imperium sine fine dedi...

После, шкурой седой волчицы-кормилицы гордый,

Ромул род свой создаст, и Марсовы прочные стены

Он возведет, и своим наречет он именем римлян.

Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока,

Дам им вечную власть...

Представление бога, надзирающего за распределением благ,

в виде надежно вкопанного в землю межевого столба приво-

дит к тому, что в этом фрагменте теологии Рим не мог сохра-

нить то, что является неотделимой изнанкой бога «доли», а

именно то, что индийцы эпохи Брахман выражали поговоркой

«Бхага слеп». Над Термином можно надругаться, рука чело-

века может его перенести, но у него нет фантазии, он не мо-

жет быть вбит в землю случайно и не пляшет в ночи, как

блуждающие духи. Этот аспект Бхаги воплощает Фортуна, ста-

вя запутанную проблему своего собственного происхождения:

исконная она или заимствованная богиня. В любом случае

она—латинская богиня, чьи тесные отношения с Юпитером за-

свидетельствованы у других латинян. Самый примечательный

случай — пренестинская Фортуна50, для которой восстанавли-

вается та же тайна, то же загадочное высказывание, которое

Ригведа (10, 72, 3—5) прилагает не к Бхаге, а к другому млад-

шему верховному богу, одному из тех, кто был прибавлен в

Верховности к «половине Варуны», чтобы уравновесить «поло-

вину Митры»,— к Дакше51. Персонификация действенной энер-

гии, Дакша — просто один из Адитьев, один из сыновей Адити,

«не-связанной»; однако мощь, которую излучает его энергия,