Верховные боги индоевропейцев - [41]

фы, относящиеся к космогонии, с очевидным параллелизмом:

Вот о чем я тебя спрашиваю, скажи мне истинно, о Ахура: кто же

был по рождению первым отцом Аши? Кто же создал путь солнца и

звезд (kasnä xvdng strdmcä dät advändm)"} Кто тот, благодаря ко-

торому луна растет, а потом уменьшается (kB yä тй axsyeitl пэгд/-

saitT üwat)'? Вот это, о Мазда, я хочу знать и другое.

(Этой строфой с полным основанием пользовались для установ-

ления того, что Аша в Гатах является покровителем не только

нравственного порядка, но что он сохраняет по меньшей мере

следы того космического порядка, который представляет одну

из главных областей его ведийского омонима rtä.)

Вот о чем я тебя спрашиваю, скажи мне истинно, о Ахура: кто же

укрепил землю и облака (kasnä ddrdtä zqmcä add nabäscä), чтобы

они не упали? Кто же (создал) воды и растения (afö urvar&scä)?

Кто же привязал быстроту к ветру и облакам (kasnä vätäi dvqnmaibyascä

yaogdt äsü)'? Кто же, о Мазда, (был) творцом Boxy Мана?

В 5-й строфе, где ни одна Сущность больше не упомина-

ется, поэт спрашивает, кто создатель света и мрака (с их

естественными следствиями, сном и бодрствованием) и дневного

времени. 6-я строфа, призвав четыре первые Сущности, гово-

рит о происхождении Коровы, столь значимой в системе зоро-

астрийского мира. В 7-й строфе сообщается о происхождении

одной из добродетелей — почитания родителей.

Место, единство, а также особый оттенок 3-й и 4-й строф

понятны. И та и другая относятся к декорации, к общим рам-

кам мира и, естественно, предшествуют 5-й строфе, относящей-

ся к освещению этой декорации, так же как следующие стро-

фы относятся к многообразной, космической или нравственной

драме, которая в этом мире разыгрывается. Но декорацию они

делят на две отдельные половины. 3-я строфа описывает толь-

ко самую удаленную от нас декорацию мира, астрономическую:

солнце, звезды, луна и ее фазы. 4-я строфа, напротив, говорит

о самой близкой к нам декорации: земля, ее воды и растения;

нижний слой атмосферы с ветрами и облаками (nabah понима-

ется как атмосферное небо в оппозиции к небосводу, к твердой

основе неба, asman). Мир, таким образом, по отношению к че-

ловеку действительно оказывается разделенным на две обла-

94 Первая часть. Orient alia

сти: с одной стороны, грандиозные механизмы небесной глуби-

ны, с другой — привычные элементы, окружающие и поддер-

живающие нашу жизнь.

Итак, эти две строфы, столь примечательно сходящиеся и

в то же время противопоставленные, содержат каждая по од-

ному имени Сущности, которая не может не быть согласован-

ной с их содержаниями и которая, несомненно, выражает те

же содержания на другом языке. В 3-й строфе, относящейся

к глубинам небосвода, мы читаем: «Кто же по рождению был

первым отцом Аши?», а в 4-й, относящейся к «нашему», зем-

ному пейзажу, читаем: «Кто же был творцом Boxy Мана?» Эти

два вопроса, как и строфы, где они фигурируют, параллельны,

соответствуют друг другу, что при необходимости можно дока-

зать другим пассажем из Гат (Ясна 31, 8), где с использова-

нием тех же слов «отец» и «творец», но с инверсией Ахура

называется «отцом Boxy Мана» и «истинным творцом Аши».

Напрашивается вывод: поэт Ясны 44 ощущал Ашу, «Порядок»,

как бы привязанным к космическим областям и явлениям, наи-

менее близким к человеку, и, напротив, Boxy Мана, «Благую

Мысль», как бы привязанным к областям, элементам и явлени-

ям, максимально близким к человеку; мы вновь находим здесь

ту же формулу, которую подсказывают ведийские факты для

самой общей оппозиции Варуны и Митры.

5. Ясна 29: Аша и Boxy Мана

перед «плачем» Души Быка

Но дело не только в пространственной близости или отда-

ленности в пространстве по отношению к человеку: человек, как

таковой, так же как полезные для него творения, прежде всего

стада, которые он разводит,— вот о чем заботится Boxy Мана,

особенно когда и человека и стада постигают бедствия: Аша

слишком далеко и не так доступен. Ясна 29, несомненно исполь-

зующая уже индо-иранский сюжет26,— это маленькая драма,

которая могла бы быть названа «Жалоба Души Быка». Мейе

избрал ее для иллюстрации теории, согласно которой в проме-

жутках между строфами Гат предполагаются комментарии к

сюжету, соединительная ткань, исчезнувшая, вероятно, потому,

что традиция намечала только общие линии, а исполнители

развивали их по своему усмотрению в прозе. Действительно,

в этом произведении, как и во всех других, последовательность

мысли часто сбивается, персонажи, которые должны произно-

сить ту или иную строфу или ее часть, не всегда обозначены,

и преимущество гипотезы о гибкой прозе, омывающей незыбле-

мые стихи, в том, что она позволяет — не без некоторого допу-

щения — осветить темные места. Как бы то ни было, линия, ход

мысли, сцепление сцен в Ясне 29 устанавливаются легко. От-

метим к тому же, что, исключая две последние строфы (10 и

11, где говорится одновременно об Аше, Boxy Мана и Хшат-

ре, строфы, которые неосновательно считались добавленными),

эта Ясна упоминает из Сущностей только Ашу (2, 3, 6, 7) и

Boxy Мана (7).

I. Сцена I (строфы 1—4).

Драма начинается жалобой Души Быка, жалобой, обра-

щенной к неуточненным персонажам: «Для кого вы меня созда-