Верди - [138]

Мир изменился невероятным образом. Поезда теперь движутся с огромной скоростью, и повсюду электричество, и придумали еще этот новый способ связи, который называют беспроволочным телеграфом. Это просто чудо какое-то. А в мире музыки? Да, тут появился молодой Умберто Джордано, его «Андре Шенье» имел огромный успех. Такова жизнь — одни приходят, другие уходят. Однако прав Джулио Рпкорди, лучше, пожалуй, последить за тем другим, надо остерегаться Джакомо Пуччини. В Турине поставили его последнюю оперу «Богема», дирижировал Тосканини. Успех огромный, спектакль повторили двадцать четыре раза, оперу будут ставить в Риме и Неаполе. Пуччини победил, у него уже есть имя. Он, Верди, этот мир хорошо знает, понимает, если публика идет за тобой, аплодирует тебе, значит, ты почти что выиграл партию. Однако надо быть осторожным — победа никогда не бывает окончательной.

О политике Верди больше не говорит. Он отказывается следить за международными и внутренними событиями, не понимает их. Он уверен, что итальянцы никогда не поумнеют. Они рождены легкомысленными путаниками. Какое несчастье произошло в Адуа[71] — почти четыре тысячи человек погибло. Бойня. И его друг Криспи вынужден был уйти в отставку, распрощавшись с мечтой стать министром. В разговорах о том о сем с Пеппиной, в воспоминаниях о былом, за игрой в карты, немного в работе над «Стабат матер» проходит и это лето в Сант-Агате. Зимой супруги Верди уезжают в Геную, и здесь тоже все идет как обычно. Приходит в гости Де Амичис с женой, бывает и Эдоардо Маскерони — он дирижирует в этом сезоне в «Карло Феличе». О чем-то беседуют, пьют кофе. Верди любопытен, расспрашивает о новых книгах, о популярных авторах. Что говорят об этом Д’Аннунцио? «Наслаждение» он купил. Своего мнения не высказывает. Время идет, и они с Пеппиной стареют все больше. Иногда у него появляется какой-то назойливый шум в ушах или легкое головокружение. Он приглашает врача, тот говорит, что беспокоиться не о чем. Кончается и 1896 год — счастья всем, глоток шампанского, скромный тост за здоровье Пеппины и слуг. Никаких празднеств, никакого ужина — не время для таких вещей.

Начало 1897 года проходит спокойно. Все нормально, без каких-либо изменений. То нездоровится ему, то болеет Пеппина. У него очень плохое настроение, он чувствует себя совсем слабым и усталым: «Зрение ослабело, не вижу, как прежде. И слышу плохо. И ноги перестали держать. Поэтому не читаю, не играю, не пишу и скучаю. Увы! Так и должно быть!» Раз уж так должно быть, лучше смириться и жить тихо, не жаловаться. Но на это он не способен.

Здоровье жены беспокоит его все больше. Она болеет все чаще, а осенью, когда начинаются холода, ей становится совсем плохо. Верди испуган, как никогда, он подбадривает жену, ухаживает за ней, не отходит ни на шаг. Пеппина растрогана, видя, что ее Медведь, хоть и старый совсем, из кожи вон лезет, чтобы достать то, что ей хочется, и так ласков с нею. В такие минуты Верди смешон, даже немного комичен. Состояние Стреппони ухудшается. Она с трудом дышит, совсем обессилела, лицо бледное, изможденное. 14 ноября 1897 года — холодно, пасмурно, моросит дождь — наступает кризис. Пеппина при смерти, жить ей осталось считанные часы. Она дышит все тяжелее, то и дело обращает взгляд к Верди и видит, как он убит, измучен, растерян и беспомощен. В четыре часа дня — на улице уже темно — Стреппони вздыхает последний раз, голова ее падает на подушку, и она тихо умирает. Верди окаменел от горя, а потом заплакал, как ребенок, громко, навзрыд, содрогаясь. Приезжают друзья — Штольц, Рикорди, приходит врач, все окружают его. Верди осматривается и молчит, он испуган — и это все друзья, что остались у него? А остальные? Умерли, все умерли. Нет, он определенно живет слишком долго, нельзя быть таким старым, как он. Лучше было бы кончить и уйти, как это сделала Пеппина. Камиллу Беллегу, приславшему соболезнование, он отвечает: «Бедный маэстро!.. Да, бедный, очень бедный!!. После полувековой совместной жизни я один, один, один; без семьи, в ужасающем одиночестве… и мне 85 лет!!.» Теперь за ним ухаживает Мария Верди-Каррара, приемная дочь, которую маэстро и Джузеппина взяли на воспитание еще в 1867 году. Верди бродит по комнатам виллы, таким огромным, таким пустым и холодным. Они кажутся ему враждебными. Смотрит на цветастые занавески, которые повесила Пеппина, чтобы не видеть скучного зимнего пейзажа за окном — безлюдную равнину и голые деревья. Он одинок, отчаянно одинок.

Италия меняется. Каждый день проходят демонстрации рабочих, все более решительно желающих завоевать себе лучшую жизнь, — они борются за сокращение рабочего дня и гарантии на случай инвалидности и старости. С 6 по 10 мая в Милане происходят волнения на улицах и площадях. По всему городу гремят выстрелы. Стреляют солдаты, демонстранты возводят баррикады. В конце концов генерал Бава-Бекарис, с удовольствием командуя расстрелом рабочих, оказывается хозяином положения — в уличных боях убито более ста миланцев и более 450 ранено. Арестовывают сотни и сотни людей. Проходит 122 судебных процесса — среди осужденных Филиппо Турати и Анна Кулишова. Реакция на эти события огромная, вся страна горячо обсуждает их. Умберто I награждает Бава-Бекариса орденом. Верди никах не комментирует происходящее. Возможно, эти события ускользают от него, потому что ему трудно читать, а может быть, потому, что не одобряет Бава-Бекариса. Он окончательно отошел от политики. Времена 1848 года далеко позади. Теперь Верди уже не революционер, а богатый землевладелец. Примерно в это же время в Турине, Париже и в «Ла Скала» исполняются «Духовные пьесы» Верди. Бойто и Рикорди одержали победу — сумели получить у маэстро разрешение на концерт. Верди почти каждый день шлет письма Бойто, который уехал в Париж проводить репетиции, и советует ему следить за тем-то и тем-то. Он никогда не доверял французам. Он переживает страх и волнение дебютанта. «Завтра, завтра роковой вечер», — говорит он накануне. Концерт в Париже проходит с успехом, публика аплодирует, хотя и не совсем понимает новый, «божественный» язык Верди, в «Те Деум» есть какая-то загадка. В Германии тоже исполняются последние сочинения Верди. Бойто присылает ему длинное письмо, в котором рассказывает, что очень большой успех имели «Духовные пьесы» в Турине, где ими блистательно дирижировал Артуро Тосканини, с меньшим успехом они прозвучали в Париже, очевидно, по причине плохой акустики, слабый успех был в «Ла Скала», и он не знает почему, и восторженный в Германии. Так что они все же правильно сделали — он и Рикорди, когда убедили его дать разрешение на исполнение.