Веранда в лесу - [75]

Н а т а л ь я  И в а н о в н а — секретарь Чешкова. 40 лет.

Т а т ь я н а  Ц в е т к о в а — плановик, 30 лет.

А л е ш а  Ч е ш к о в — 8 лет.

Р я б и н и н а — 30 лет.

П о л у э к т о в а — 45 лет.

П е р в ы й  м у ж ч и н а }

В т о р о й  м у ж ч и н а } — институтские друзья Манагарова, его ровесники.

П е р в а я  ж е н щ и н а }

В т о р а я  ж е н щ и н а } — их жены, 30—32 лет.

С о н ю ш к а — секретарь Плужина, 50 лет.

Ч л е н ы  т и х в и н с к о г о  п а р т к о м а, с е к р е т а р ш и.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Пустая площадка. На краю круглый стол, два кресла. В одном давно сидит  Ч е ш к о в. Какая-то печальная настороженность в нем. На противоположном конце площадки появляется помощник директора  Р и м м а.

Р и м м а. Во сколько твой самолет?

Ч е ш к о в. В одиннадцать.

Р и м м а. У тебя в запасе максимум минут десять.

Ч е ш к о в. Пятнадцать.

Р и м м а. Я передала, что ты ждешь.

Ч е ш к о в. Спасибо.

Р и м м а. Что ты хочешь сказать Сапсакаеву?

Ч е ш к о в. Хочу попрощаться.

Р и м м а (закуривает, ходит по площадке). Когда-то мы вместе начинали тут нашу жизнь… И мне кажется, я имею право спросить тебя: хорошо ли ты подумал? Или ты не волнуешься?

Ч е ш к о в (серьезно). Волнуюсь.

Р и м м а. Трудно тебе будет на новом месте.

Ч е ш к о в. Я не боюсь.

Появляется  П о л у э к т о в. Острый, худой, годы усушили его и умяли изрядно. Чешков встает.

П о л у э к т о в. Осмелюсь напомнить о времени.

Ч е ш к о в. Я помню, Гаврила Романович. Садитесь.

П о л у э к т о в. Мне удобнее ждать внизу. (Уходит.)

Р и м м а. Почему этот человек такой сердитый?

Ч е ш к о в. Ему надоел Тихвин. (Садится, на прежнее место.)

Р и м м а. И кто этот древний человек?

Ч е ш к о в (не сразу). Посол. Из Ленинграда.

Р и м м а (изучающе смотрит на него, курит, косится на телефон). А что, если я Сапсакаеву позвоню? Наберусь смелости и позвоню? У него там замминистра и свита… (Берет трубку и кладет.) Боюсь. Времени у тебя уже нет. Поезжай, ждать рискованно. Скажу, что ты заходил проститься.

Ч е ш к о в. Я должен с ним попрощаться сам.

Р и м м а. Что ж… попробую напомнить. (Идет к выходу. Останавливается.) Как ко всему этому относится Лида?

Ч е ш к о в. Прекрасно. Ей всегда нравится новое.

Р и м м а. Мне кажется, Леша, вы расстаетесь.

Чешков холодновато смотрит в пространство.

Лида считает — вы все забыли. И твердит с гордостью, что ты никогда не судил ее. Вы друзья, считает она.

Чешков смотрит в пространство. Лицо не меняется.

Конечно, рано или поздно муж и жена становятся родственниками, но это приходит естественно, когда утихает страсть. Вряд ли вас выручит рациональная дружба. Не знаю, как нужно истолковывать твое сухое молчание, но Лиду мне жаль. Ты, Леша, все больше становишься дельцом.

Снова входит  П о л у э к т о в. Сдержан, желчен, сух.

Ч е ш к о в (встает). Извините. Мы успеем.

Р и м м а. Я напомню еще раз. (Уходит.)

П о л у э к т о в. Эта особа — секретарь Сапсакаева?

Ч е ш к о в. Помощник по общим вопросам.

Полуэктов садится. Чешков садится. Молчат.

П о л у э к т о в. У вас в Ленинграде родные?

Ч е ш к о в. Умерли. В блокаду.

П о л у э к т о в. А вы?

Ч е ш к о в. Я жив.

П о л у э к т о в. Это ясно. Как выкарабкались?

Ч е ш к о в. Вывезли с другими детьми.

П о л у э к т о в. А где жили после?

Ч е ш к о в. На Алтае. В семье маминого сослуживца.

П о л у э к т о в. Никого, значит, не осталось на этом свете?

Чешков кивнул — никого. Он напряженно ждет.

Почему вас не провожает жена?

Ч е ш к о в. Нездорова. Ей иногда необходимо полежать.

П о л у э к т о в. Сын у вас большой?

Ч е ш к о в (улыбнулся сдержанно). Первый класс.

Вернулась  Р и м м а. Оба смотрят на нее.

Р и м м а. Я послала Сапсакаеву записку. И думаю уже, что вторую посылать смысла нет. (Следит за молчащим Чешковым. Идет к телефону, набирает номер.) Петр Зекенович, прошу вас на минуту выйти. Всего на одну минуту. (Держа трубку, ждет.)

Проследив за ее взглядом, Чешков встает. Входит спокойный  С а п с а к а е в.

С а п с а к а е в (он словно не видит Чешкова). Что?

Р и м м а. Алексей Георгиевич хочет проститься.

С а п с а к а е в. А вы считаете, я должен прощаться с ним?

Р и м м а. Петр Зекенович, он через полчаса улетает.

С а п с а к а е в (гневно). Скажите ему, что у него есть три месяца. Месяц я буду в отпуске, два месяца в Бельгии. Если через три месяца он не вернется, будет поздно. Скажите, я не хочу с ним прощаться.

Свет переместился на летное поле. Идут одиночные  п а с с а ж и р ы. Появляется  Ч е ш к о в. Спокоен, но печален. Ставит на землю чемодан. Подходит  П о л у э к т о в  с саквояжем.

П о л у э к т о в. Дозвонился. Ждать будем неизвестно сколько. Если бы позвонили из Тихвина, были бы уже в наших нережских лесах…

Ч е ш к о в. Извините. Я должен был попрощаться.

П о л у э к т о в (с сомнением). А сколько вам, собственно, лет?

Ч е ш к о в (спокойно). Вы что, хитрите?

П о л у э к т о в. То есть как — хитрю?

Ч е ш к о в. Вы же читали мое личное дело.

П о л у э к т о в (возмущен). Ничего не читал!

Ч е ш к о в. Тридцать два года мне. Ровно тридцать два. Плохо это или хорошо?

П о л у э к т о в. Лучше бы, знаете, сорок два. А еще лучше, скажем, лет сорок восемь.