Веранда в лесу - [122]
П л и н е р. Правильно! Тебе хотелось отнять у него жену с чистой совестью.
С т а р о с е л ь с к и й (спокойно). Чушь. Никаких надежд у меня тогда не было. Просто знал, что сохранять отношения не имею права. (И снова вспылив чуть.) Она и сошлась со мной, по-моему, чтобы согрешить разок… И порвать сразу! Может, долг хотела отдать.
П л и н е р. Какой долг? За что долг?
С т а р о с е л ь с к и й. За то, что ждал ее столько. (Молчит.) Она должна была сразу уйти ко мне. Случилось это пять лет назад. Я иначе не мыслил, Плинер. Да, я должен был пойти к Игорю и сказать. И пошел бы. Но она просила дать ей время. Только время. (Молчит.) И каждый раз мы прощались как навсегда. Каждый раз она говорила: это последний раз. И свято верила в это. Месяцами не виделись! Однажды прошло восемь месяцев… Почти год! А жизнь одна… Не знаю, что она делала в эти месяцы, как жила. Может, боролась сама с собой, может, старалась вытравить, к чертовой матери, всю память обо мне… И появлялась внезапно. Жалкая, чуть живая… Сюда приходила или ждала где-нибудь. Все мои ультиматумы, просьбы стоили три копейки, когда я видел ее вот такую… А после опять, как будто испугавшись самой себя, на месяцы исчезала. (Молчит. На лице его неожиданно появляется добрая, грустная немного улыбка.) И вдруг забыла об осторожности. Такой смелой можно стать только, если решилась… Открыто появлялась со мной. Вся лучилась добротой. В Южном порту это было. Ты не знал, мы туда вдвоем летали на открытие пионерлагеря.
П л и н е р. Знал. Как раз в прошлом июле. В это время.
С т а р о с е л ь с к и й. Да. Девять поразительных дней. Добрая, щедрая… Она вообще очень добрая. Когда вернулась, сказала: сегодня совсем приду. Так спокойно сказала, улыбалась, но я чувствовал, она на пределе, потому что, когда пошла, вдруг заплакала… И не пришла. В пять утра позвонила: не жди. Не ищи. Все! Могу только догадываться, что в ней победило. Жалость к нему. Я никогда не знал, что у них дома. На эту тему был четкий запрет! Ладно, Плинер, разойдемся пока. (Идет за стол. Не садясь.) Скажи Шумскому, пусть докладывает через каждый час: меня тревожит уровень реки. Черт знает что! Ни разу мы не начинали навигацию в подобных условиях. Не знаю, как я могу уехать!
П л и н е р (смотрит на него). Ты впервые открылся, Сергей. Я ищу ту связь, которая, возможно…
С т а р о с е л ь с к и й (резко). Не ищи! Никаких связей! И перестань ее ненавидеть! Никто не виноват. Никто не гонит меня.
П л и н е р. Не верю.
С т а р о с е л ь с к и й. Твое дело.
Появляется почти счастливая Ц ы р е н ж а п о в а.
Ц ы р е н ж а п о в а. Там телефон, я с ребятами поговорю, можно?
Старосельский кивнул. Она исчезла.
С т а р о с е л ь с к и й. Вина — слишком простое слово. Дело не в вине, дело в нем: он держался безукоризненно. Сумел все вытерпеть. Какой бы он ни был, а держался мужественно. Я знаю, сколько он пережил. И вот от этого, наверно… Если б я мог уплатить, но уплатить нечем. (Выходит из-за стола, наливает чай.) Не забудь про эти суда в Карских воротах. Внимательно выслушай, что флагман скажет. У них должны быть свежие результаты ледовой разведки.
П л и н е р уходит. Старосельский садится. Мрачно сидит. Вдруг направляется к столу. Включает пульт связи, снимает микрофон на шнуре. Слышится голос: «Да».
Старосельский интересуется жизнью.
Г о л о с. Штопаем.
С т а р о с е л ь с к и й. Не понял.
Г о л о с. Я сказал, штопаем эстакаду.
С т а р о с е л ь с к и й. Общие фразы, Анатолий Викторович.
Г о л о с. Ну что вы на самом деле, Сергей Николаевич! Вы же только час назад от нас улетели.
С т а р о с е л ь с к и й. Давайте сверим часы.
Г о л о с. На моих одиннадцать.
С т а р о с е л ь с к и й. Значит, я улетел два с половиной часа назад. Сколько наштопали? Сколько метров?
Г о л о с. Дергать людей ежеминутно?
С т а р о с е л ь с к и й. Не дергать, а знать. (Молча идет с микрофоном, садится на тот же стул. Сухо, но миролюбиво.) Надо помнить драму шестьдесят девятого года. Мороз грянул внезапно. Двести барж вмерзло в лед по всей великой реке. Часть кораблей зимовала в протоках, и мы кормили экипажи при помощи вертолетов. Вы, разумеется, помните, Анатолий Викторович, но я обязан напомнить вам эту драму. Треть наших грузов вмерзла в лед! Треть! И вы знаете, какой кровью они обошлись. И сколько спасательных экспедиций направляли с материка. Вы слушаете или отключились?
Г о л о с. Я слушаю выговор.
С т а р о с е л ь с к и й. Это не выговор. Я вам верю.
Г о л о с. Сейчас выясню точный метраж.
С т а р о с е л ь с к и й. Потом. Я тоже вас дергать не хочу. Позвоню через два часа. Я только прошу считать минуты. Иначе наша годовая программа и решающий год пятилетки для нашего Комплекса пойдут прахом. Ни пуха ни пера!
Г о л о с. К черту, Сергей Николаевич!