Веранда в лесу - [119]

П л и н е р. Сегодня уже не следует выяснять. Сегодня нужны две вещи. Порядочность и тактичность. Вы сами прекрасно чувствуете, что не должны были приходить.

Пауза.

Г о р ч а к о в а. Знаете, когда я впервые увидела Сергея Старосельского? В тот самый день, когда поселилась в Матаранке. Представляете, как давно? Четвертого октября сошла с теплохода, валил снег, и он меня встретил…

П л и н е р. Не понимаю.

Г о р ч а к о в а. Встретил, представился: друг мужа, муж в командировке. И повел в домик, где они жили. Мне было двадцать два года.

П л и н е р. Это, мне кажется, я помню. Я часто бывал в Матаранке. Если стремитесь доказать, что у вас есть право на интерес к судьбе Старосельского, то доказывать ни к чему. Вы хотите у меня что-то выведать, но, боюсь, мне нечего сказать. Сядьте, передохните и успокойтесь. Я  г л у б о к о  помню Матаранку. Вы были молоденькая и кокетливая. Когда люди на вас смотрели, то предполагали, что вы готовы на что угодно, но, в сущности, вы были скромная и трусливая девушка. И мне помнится, вкусно готовили. Я один раз зашел в ваш домик, мне на минуточку нужен был ваш муж… И вы меня покормили.

Г о р ч а к о в а (холодно). Не помню.

П л и н е р. А я хочу подчеркнуть, что у меня необычайная память. В те годы все пили шампанское. Мода была на шампанское в Матаранке. И еще пили «Северное сияние»: шампанское со спиртом… Но в тот вечер вы не пили ничего. Вы занимались домашним чтением. Ваш муж, Игорь Павлович, лежал на кровати и читал толстую книгу. Вы готовили ужин, а Сергей Николаевич Старосельский помогал вам. На нем был фартук. Вы все слушали книгу. И я увидел, какая у вас хорошая дружба. Я и потом вас встречал и каждую встречу помню. Вы летали на вспышку тифа, на вспышку кори, на вспышку энцефалита… Я встречал вас на фактории Солема. На вас были бокари и сакуй из оленьей шкуры. Прошел слух, вы однажды свалились с транспорта, с последних санок, олени ушли, и вы остались в тундре одна… Было так?

Г о р ч а к о в а (холодно). Не было.

П л и н е р. Значит, легенда. Но все равно вы прошли хорошую школу. Теперь, Лида, когда вы поняли, что у меня почти электронная память и доказывать ничего не надо, спросите, о чем хотели, и уходите. Так будет лучше, поверьте мне.

Г о р ч а к о в а. Почему Старосельский уезжает?

Плинер молчит.

Вы не хуже меня знаете, что в Москве он мгновенно состарится, просто сломается…

Плинер молчит.

Он один как перст. Почему?

П л и н е р. Вот я тоже подумал: почему? Почему они его забирают? Довольно крепкий, но как с точки зрения перспективы? Надо квартиру дать, должность, а он займет ее не слишком надолго. Все имеет конец… И вообще стараются брать моложе. Это твердый принцип. Я рассуждаю: наш министр его знает. Вторая причина, на мой взгляд, совсем ясная: другой фигуры, равной, у министра пока не нашлось. Вот и все! Такова моя версия. Нравится она вам?

Г о р ч а к о в а. Я вам не верю.

П л и н е р. У вас есть своя версия?

Г о р ч а к о в а. Вас это не касается.

П л и н е р. Так я и думал: в конце концов я нарвусь на грубость.

Появляются  С е к р е т а р ь  и  г р у з ч и к и.

С е к р е т а р ь. Они больше не могут ждать.

Помедлив, Г о р ч а к о в а  пересекает площадку и исчезает. Плинер, нахохлившись, идет в глубину.

(Показывая на дерево, негромко.) Вот это.

Грузчики глубокомысленно обходят дерево. Пауза.

П л и н е р (издали). Ну? Что?

Г р у з ч и к. Нельзя ли убрать солнце?

П л и н е р. Верочка, уберите.

Секретарь задергивает гардину.

Скоро вам захочется увидеть хотя бы краешек солнца!

Г р у з ч и к. А как это дерево вносили?

П л и н е р. Поменьше оно было, молодые люди.

Г р у з ч и к. Сломаем, боюсь. Ветки поломаем.

П л и н е р. Тогда ломайте сразу. Зачем вас позвали? Старосельский приказал, чтобы к утру дерева не было. Он мне его дарит. Мне такой подарок ни к чему, но пусть стоит вместо тахты. Тахту придется убрать. Ну?

Г р у з ч и к. Окно надо выставить. Столяр нужен.

П л и н е р. А может, академик? Беритесь, Вера! Вот мы возьмем и вынесем через дверь. А что у вас с глазами, родная моя? Это ж не похороны. Никого пока не хоронят!

Входят  С т а р о с е л ь с к и й  и  Ц ы р е н ж а п о в а. Она миловидна, на плече большая, когда-то добротная кожаная сумка. Он естествен, демократичен. И вспыльчив, и сдержан, искренен в каждом слове.

С т а р о с е л ь с к и й (оглядев всех. Четко, не желая терять времени). Садитесь, Елена Саввишна. Вон туда! Это мой кабинет. Мой секретарь Вера Евгеньевна. Мой первый зам Плинер. Чаю хотите? Вера Евгеньевна, устройте, пожалуйста.

С е к р е т а р ь  быстро уходит.

(Грузчикам.) Вы тоже свободны, товарищи.

П л и н е р. Подожди, им совсем уходить? Или вернуться?

С т а р о с е л ь с к и й. Рехнулись, милостивый государь? Навигация идет! Сентиментальны стали. Плевать нам на эту «пальму». (Грузчикам.) Всего хорошего. До свиданья.

Г р у з ч и к и  ушли. Старосельский идет за рабочий стол. Не садясь, разбирает почту, читает.

Ц ы р е н ж а п о в а (в том, как она держится сейчас, чувствуется некоторая зависимость и неловкость. Плинеру. Почтительно). Меня зовут Елена Саввишна Цыренжапова.

П л и н е р. Цыренжапова, я правильно уловил?