Веранда в лесу - [111]

Торбеев сел. Мстислав Иович, напряженно слушавший весь разговор, опустив голову, отходит в сторону. Ковалева села на прежнее место.

(Пройдясь, садится вблизи Торбеева.) Эту смешную историю могу открыть только вам. Непосвященные не поверят и не поймут. Сергей Юрьевич Головко был председателем военного трибунала. Когда бы я ни выступал в роли обвинителя, я никогда не получал у него того, что просил. Получал больше, получал меньше, но не было случая, чтобы Сергей Юрьевич Головко удовлетворил мои требования в точной мере. Через много лет, когда Сергей Юрьевич стал стариком, он признался, и благодушно довольно, что не любил меня, просто терпеть не мог! И в этом, оказывается, все дело. Один грех: он не мог вспомнить, как искренне ни старался, совершенно не мог вспомнить, за что он меня не любил. Беда в том, что мы люди. И счастье в том, что мы люди. И даже когда все передоверят мыслящим машинам, судопроизводство, если сохранится, будут вершить только люди!

Глядя на Фомина, Торбеев улыбается.

Так случилось стихийно, и мы сейчас сами не признаемся себе в этом, но мы сейчас судим Ковалеву. Т о л ь к о  к а к  л ю д и, скажем мы, которые везде судят — дома, в гостях, в трамвае. А не треснет ли ее судьба от такого легкого людского суда! Какими бы добряками мы ни представлялись самим себе, но за нами, за вами и мной, — огромное партийное и государственное влияние. Я не говорю власть — влияние! (С суховатой улыбкой.) Четырнадцатого декабря исполнится веление Конституции: депутаты областного Совета снова на пять лет будут избирать областных судей. Выйдет какой-нибудь человек — и ничего особенного не скажет, а скажет тихим голосом, что Елена Михайловна Ковалева набитая дура… Ударить нетрудно! Ударить вообще никого нетрудно! (Строго, четко, определенно, не пытаясь ничего приукрасить.) Я вижу в ней работника сильного, опытного, бесспорно грамотного, но ошибки у нее были.

Т о р б е е в. Наконец-то! Слово сказано! И слово точное!

Ф о м и н. Что ж, я не слеп.

Т о р б е е в (поднимаясь). Вы дивно молоды, Анатолий Иванович! Я кажусь себе в сравнении с вами старцем. И меня беспокоит, что на дворе уже ночь. Мы сейчас с вами наедине. Я согласился на собеседование потому только, что с младых ногтей всегда прислушивался к вам. И когда начинал, и тогда, когда в свое время вы дали мне районную прокуратуру у черта в турках, и потом, когда сами же отозвали меня в область…

Ф о м и н (тоже встал. С упреком). И тут вы ушли! Ушли от профессии! И надолго! Ушли от профессии с легкостью, поразившей меня! И вернулись уже на мое освободившееся место.

Т о р б е е в. Анатолий Иванович, эти четыре с половиной года в должности зампредгорисполкома, поверьте, не прошли для меня зря! Пусть я тороплю события, но дни мои спрессованы до отказа. (Вынимая записную книжку.) Вот кратенькая памятка на неделю. Лекция на заводе пластмасс. Сессия исполкома. Совещание с районными прокурорами. Совещание со следователями. Поручение по уборочной кампании — выезд на село. Выступление по телевидению о мерах по укреплению законности. Выступление в суде. Прием посетителей. Занятия в университете правовых знаний. Статья для журнала. (Пряча книжку, поясняя.) Мне необходимы публикации. И все это не считая могучей повседневной текучки.

Ф о м и н. В конце концов, мы можем пропустить прения сторон.

Т о р б е е в. Я был бы рад. Вы прения слышали.

Ф о м и н. Елена Михайловна, как вы относитесь к этому?

К о в а л е в а (помолчав). Жаль. (Искренне огорчена.) Я очень ждала прений. Как никогда ждала. Любое дело — это человеческая судьба. Каждая ссорящаяся сторона считает себя правой, ищет защиты своих интересов… Я ждала ясного правового анализа, который поможет нам, но Георгий Николаевич доказательствами себя утруждал не слишком.

Т о р б е е в. Я не ищу глубин там, где их нет.

К о в а л е в а. Хорошо. Прения сторон мы опустим.

В кабинете судьи звонит телефон. Внезапно приближаются  С о с н о в с к а я  и  М о л ч а н о в. С неприязнью смотрят на неумолкающий аппарат.

С о с н о в с к а я. Елена Михайловна! Слышите?

Ковалева встала, издали смотрит на аппарат.

Уж в какой раз! Может, важное дело?

Ковалева подошла к телефону, ждет, когда он умолкнет.

Ничего не случится, если вы спросите хотя бы, кто это…

М о л ч а н о в. Мы в совещательной комнате, Галина Петровна.

С о с н о в с к а я. Но, извините, я сосредоточиться не могу!

Ковалева поднимает трубку и опускает на рычаг. Устало садится у края стола. Телефон умолк.

К о в а л е в а. Сосредоточьтесь, Галина Петровна.

С о с н о в с к а я (улыбнувшись). Лотерея есть лотерея! У меня племянник, он лабух. Ну, музыкант в оркестре. Получил премию семьдесят рублей. Я говорю: купи на все лотерейных билетов. Послушался, купил. Выиграл четыре авторучки. Никулин взял два билета — выиграл «Волгу»! Лотерея! А со своей собственной вещью человек волен поступить как угодно.

М о л ч а н о в. Мы члены общества, есть правила поведения.

С о с н о в с к а я. Ясненько! Абстрактной свободы не существует!

М о л ч а н о в. Вы что, самоустранились, Елена Михайловна?

К о в а л е в а (чуть улыбнувшись)