Веранда в лесу - [109]

К о в а л е в а. Благодарю вас. Садитесь.

М а р и я (не садясь). Могу сама два слова сказать?

К о в а л е в а (помедлив, посоветовавшись с заседателями). Скажите.

М а р и я. Не надо нам никаких денег! Мы неплохо обеспечены. Матвей сто шестьдесят имеет плюс прогрессивка, я сто десять, один ребенок, я работаю на техскладе… Хватает! Бог с ним, с выигрышем! Но мы уже из этого выигрыша сто двадцать пропили! Как тут быть?

К о в а л е в а. Вы пьющие?

М а р и я. Ни-ни! Мы трезвые. Матвей выпивает редко. Нормально. Но такой выигрыш! Соседи пришли, товарищи, весь дом, а дом у нас пять этажей… Как не отметить?

На краю площадки появляется  М е щ е р я к о в.

К о в а л е в а (несколько мгновений изумленно и строго смотрит на него). Гражданин, что вы встали там как свечка?

Мещеряков неловко топчется на месте.

Хотите слушать — садитесь. К нам ходят без пропусков…

Мещеряков садится рядом с Мстиславом Иовичем.

(Посовещавшись с заседателями.) Объявляется перерыв на четверть часа.

Все подымаются. Неторопливо расхаживают[1].

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Где-то звучит музыка. Сцена как бы подернулась дымкой — это табачный дым. К о в а л е в а, зажигая сигарету, на миг останавливается около  М е щ е р я к о в а. Он поднялся, взволнованный. Ничего не сказали друг другу. Ковалева прошла вперед, присела на подлокотник кресла, одиноко курит. К ней подошел  Т о р б е е в.

Т о р б е е в. Не сочтите бестактностью, но я бы хотел сказать вам, что думаю об этом деле.

К о в а л е в а (спокойно, устало). Не надо, Георгий Николаевич. Я знаю, что вы думаете об этом деле.

Т о р б е е в (подойдя к Фомину, с иронией). Суд хочет есть, суд хочет курить, суд испытывает жажду, он ничем не отличается от остальных граждан! Этот второй перерыв, назначенный только потому, что всем захотелось покурить, тянется слишком долго.

Ф о м и н. Да, все несколько затянулось. Нам осталось немного. Впереди у нас прения сторон, совещательная комната и само решение. Прения сторон — единственное, что удалось мне послушать днем во время процесса. Это было довольно скучно, я говорю не в упрек. Некоторые мысли об издержках в воспитательной работе среди населения, высказанные вами, были глубоки и уместны. Я вообще люблю, когда прокурор, если он владеет словом, использует трибуну не только в узкоутилитарном смысле, но и заявляет себя как патриот, заинтересованный даже в отдаленнейших последствиях того решения, которого требует.

Т о р б е е в. Речь сегодня не обо мне, Анатолий Иванович. (Ковалевой.) Не понимаю, Елена Михайловна, почему мы должны играть все, включая перерывы, тогда как нас интересует одно: мотивы, по которым вы отказали мне в иске. В вашей воле прервать к чертям этот перерыв, и мы двинемся дальше.

К о в а л е в а. Нет, мы не прервем к чертям перерыв. У нас были перерывы в заседании, но не было перерывов в жизни. Жизнь текла своим чередом. И тут я не уступлю ничего. Рассматривайте это как мои добровольные показания.

Т о р б е е в. Ну, зачем так остро ставить вопрос?

К о в а л е в а. Не нужны нам кривые ходы, Георгий Николаевич. Все в нашей жизни взаимосвязано, слишком от многого мы зависим. От настроения, от симпатии ближних, от собственного прошлого, от характера, от воспитания, от собственной трусости, наконец… И если встал вопрос, дружеский милый вопрос, — имею ли я право быть судьей? — я отвечу на него так: а кто будет после меня? И мне не хочется уступать стул. Просто до слез не хочется. Потому что в моей работе острота есть, можно пользу принести, грязь изобличить, справедливость откопать… Словом, мы сейчас вспомним и восстановим перерыв. Между прочим, во втором перерыве вы как раз подошли ко мне и почему-то заговорили о старике… Я удивилась, что ни слова не сказали о Мещерякове… (Вздохнув, миролюбиво вдруг, признаваясь.) Правда, вы еще не знали, что это он…

Т о р б е е в (с улыбкой). Да, я заметил: этот человек пришел и ушел. А ведь вы просили его всего лишь звонить… Он что — так и не позвонил после?

К о в а л е в а. Знаешь, Юра, не теряй времени, дорогой!..

Ф о м и н. Восстановим перерыв. Что говорили вы о старике, Георгий Николаевич?

Т о р б е е в (проходит медленно среди участников и останавливается возле Ковалевой. Говорит твердо). Одно пожелание, оно не понравится вам. Я мог бы равнодушно промолчать, но это доброе замечание коллеги. К спору нашему о лотерейном билете оно не относится, и это не замечание, а совет.

Ковалева подняла на него глаза.

В зале заседаний я вижу вашего бывшего свекра. Отправьте его домой, Елена Михайловна. К его родным детям!

Ковалева поднялась, темнея, молчит.

(Тоном добрым.) Конечно же, вы лечили его, ухаживали и, как обаятельная женщина, дали, видимо, еще нечто такое, неуловимое, некий психологический допинг, вызывающий новый интерес к жизни, а в этом никто так не нуждается остро, как старики… Но есть и другая, уязвленная сторона. Страшно подумать, в каких грехах она способна вас обвинить. Зная решимость той, другой стороны, я хочу оберечь вас. Репутация ваша должна быть примерной.

Ковалева обернулась к Фомину. Тот молчит.

Это наш крест, Елена Михайловна. Да, хорошая репутация всем нужна, но для нас с вами это качество профессиональное.