Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" - [87]

А потом все оборвалось в один день. Вечером они в обминку заснули на той злосчастной кухне, последнее, что Кастет запомнил — она снимала жгут с его плеча. Было хорошо. Только утром он очнулся в наступающей ломке, с холодным мертвым телом на руках. Не успел ввести себе спасительную дозу, как явился отец Гиены. Он квартала два гнался за Кастетом с топором, крича в слезах: «Это все из-за тебя, вонючий ублюдок! Зарублю тебя, сучий ты сын! Гореть тебе в аду, пьяная мразь!». Спасло его то, что он успел взобраться на крышу одного дома по пожарной лестнице. Там он просидел до вечера, видел, как проносили в тот же день гроб. «Красивая была», — помыслил себе он, провожая взглядом Гиену в последний путь, и ушел к помойке около запущенного бара.

Теперь в душе образовалась пустота, отчего эту самую душу поглотил холод. У него не осталось желаний, стремлений, он жил впустую, сам не зная, зачем. Клык пошел за пивом — решил, что церемониться с Кастетом, в прошлом Кэно, бесполезно. Кэно же мало интересовало пиво. Он смотрел на блестящий отполированным хромом байк Рейнджера. Зверь! Очень красивый мотоцикл. И оставил его здесь просто так — знал, что лишние здесь не шастают. Кэно встал с асфальта, от волнения пожевывая потухший окурок. Он запрыгнул на мотоцикл и завел двигатель.

— Твою мать! — закричал Клык и вскочил из-за стойки, услышав рев своей машины.

Он выбежал на улицу, но Кэно уже, разогнавшись на полную, уносился прочь, показывая ошеломленному Рейнджеру средний палец. За этим занятием он не заметил, как выскочил на встречную полосу, оставив на белом пунктире след паленой резины.

— Гаденыш! — заорал вслед панку анархист. — Мой байк!

— Пошел ты! — уже с приличного расстояния выкрикивал ему Кэно, когда навстречу угонщику несся, как разозленный стальной монстр, грузовик «Peterbuilt». Кэно ударил по тормозам, но было поздно. Удар при столкновении согнул пополам колесо и погнул вилку. Благо, самого угонщика отшвырнуло на дорогу, и он остался жив. Парень не понял ничего, что произошло. В лучах заката над ним вырисовался силуэт мужчины в ковбойской шляпе. Кэно ощупал грязной ладонью вымоченный кровью ирокез… На этом воспоминания оборвались.

Он пришел в себя. Значит, он выжил. Он сидел на теплом полу — впервые за долгое время. На нем не было ничего, кроме рваных джинсов, так что кто угодно мог заметить, как он отощал — его ребра можно было пересчитать, не делая рентгеновского снимка. Он выглядел ужасающе — так, будто только что покинул концлагерь. Придя в сознание, парень понял, что очутился в помещении, которого раньше не видел — светлый паркет, дощатые стены, огромные окна, на полу шкуры, у коричневого кожаного дивана на металлических стойках чучела диких птиц. На стене висело охотничье ружье.

— Клык! — закричал Кэно, осознав, что находится в его загородном доме. Он хотел встать, но во всем теле была такая слабость, что он моментально рухнул на пол. Что-то рвануло его руку вверх — его приковали наручникам к трубе батареи.

— Дьявол, зачем это? — лихорадочно подумал парень.

Ему становилось плохо — начинало ломать.

— Клык! — заорал он. — Спасай — загнусь ведь!

— Да? Неужели! — прохрипел голос откуда-то сверху. — А раньше о чем думал?

— Потом морали будешь читать! — уже беззвучно рыдая от неимоверной боли, кричал Кэно. — Загнусь ведь, Клык!

— Не хрен было начинать! — гаркнул Рейнджер, стоя на лестнице на второй этаж.

Ослабшего Кэно начала бить неистовая судорога — его тело выворачивало так, насколько только позволяли суставы. Боль пронизывала каждую клетку, с него неудержимо струился пот, колотил пронзительный озноб. Его хребет выгнуло в неестественной нелепой позе, он застонал от боли, за ней началась рвота. За долгое время голода его желудок будто прилип к позвоночнику — рвать было нечем, но по мышцам желудка и пищевода раз за разом проходил такой мучительный спазм, что у парня создавалось ощущение, что он блевал, блевал без остановки остатками пищи, желчью, кровью, собственной плотью, обрывками сосудов, и эту рвоту ничего не могло остановить. Клык молча смотрел. Кэно плакал от невыносимых физических и душевных мучений. Дрожь била каждую мышцу в теле, судорога выламывала его суставы, потом изо рта пошла пена — его состояние напоминало эпилептический припадок. Парень изнемогал, царапая по полу грязными ногтями. С очередной судорогой его сознание померкло, он снова рухнул в обморок. Клык присел рядом на полу, достал ключ и отстегнул наручники. Он аккуратно взял Кэно за плечи, прислонил его спину к своей груди и взял парня за запястье, сосредоточенно считая пульс.

— Я знал, что ты справишься, — шепнул он, убедившись, что все в порядке.

Он не мешкал — сразу повез Кэно в лазарет. Там парня осмотрел Страйдер.

— Он поправится не скоро, — огорченно сделал он заключение. — Наркотики сильно подорвали его здоровье.

Страйдер поправил очки и указал Клыку на гнойные струпья вдоль локтевой вены парня.

— Это от иглы, — пояснил он, обрабатывая язвы йодной настойкой. — Можешь вообразить, что делается внутри организма?

Что уж говорить, молодому человеку пришлось нелегко. Поразительно, что вообще удалось снять его с иглы столь жестким методом. Однако Кэно знал, что никто, кроме него самого, не виноват в том, что с ним случилось.