Венок Петрии - [92]
Повернулся, переступил через порог и потихоньку зашел в тучу. Так и пропал.
Я мигом проснулась. Села в кровати и думаю, что же это такое мне приснилось?
Надо же, господи, и как он знает!
Не за Добривоину фотографию меня попрекает, не за грех мой — о том он, видать, не догадывается. А за скрипку — вот о чем он знает и за что попрекает. Знает, что я не захотела ее дать ему с собой, знает, что я продать ее собралась.
А я и взаправду думала ее продать, вот ведь что! И в мыслях не держала, что он за это попрекать станет: лежит в доме ненужная вещь, почему и не продать? А вишь, что получилось.
Дело было так, как на духу тебе скажу.
Как Каменче-то сказал, что это дорогая вещь, я и взялась думать, кого бы спросить. И вспомнила: письмоносец Стоян! Вот кто мне покупателя найдет.
Человек он молодой, сорока нет, а всех наперечет знает. Десятилетний мальчонка с Бучины спустится или восьмидесятилетний дед, он и фамилию и имя назовет, не задумается. Он наверняка знает, кто б у меня скрипку купил.
Начала его выглядывать. Когда в Нижнее Окно письмо кому приходит, он в обед закрывает почту и в сандалиях, они у его на одном большом пальце держатся, шлепает вниз по моей улице.
Гляжу как-то, идет — не торопится. Рубаха на брюхе и на заду барабаном, ноги короткие ставит враскоряку, все равно как с коня сошел. Сумка висит через плечо, а толстыми руками размахивает, будто косой косит.
«Эй, Стоян, — позвала я его. — Загляни на минутку. Ты куда идешь?»
А он, когда с бабами разговаривает, и сам под бабу начинает говорить. Шутейно.
«Иду, — говорит, а сам смеется, — в Нижнее Окно посылку отнести. На почте убралась, на базар сходила, все, что надо купила, посылку занесу — и все дела».
Поднесла я ему рюмочку, холодной воды, варенья.
«Ты, — спрашиваю, — знаешь, что Миса у меня на скрипке играл?»
«Знаю», — говорит.
«А не мог бы ты мне покупателя на ее найти? На памятник деньги нужны».
«Стоян, — говорит, — все для человека готов сделать. Найду тебе покупателя».
«Найди, — говорю. — А я уж тебя отблагодарю».
«Не беспокойся».
И пошел себе раскорякой вниз.
Не прошло и нескольких дён, слышу у моих ворот цыгане загомонили. В руках у их скрипки, трубы, а один тащит на спине огромное такое чудище — контрабасом зовется.
«Ты Петрия, жена Мисина?» — спрашивает старший. Я его знаю, кажись, Милутином его кличут.
«Я, — говорю. — А ты Милутин — регент».
Он кивнул головой.
«Меня, — говорит, — почтарь Стоян к тебе послал, скрипку поглядеть».
Мне бы сразу им от ворот поворот дать. Надо же кого прислать догадался толстозадый почтарь! Откуда бродяге цыгану сто пятьдесят тысяч взять?
«Раз так, — говорю, — входите».
Вошли они во двор, вынесла я им скрипку.
Начал он ее вертеть так, этак, струны потянул, запиликал. А играет, прости меня боже, почти как мой Миса. Тот еле-еле умел, и этот столько же.
Распустил свои губы в палец толщиной:
«Так себе скрипочка. Я думал, получше будет».
«Так себе? — говорю. — Покойный муж на ей играл, отличная скрипка, ей-богу».
Он к своим оборотился и свысока так говорит:
«Муж ейный играл! — А опосля мне. — Никак я музыкант. Мне никак лучше знать».
«Лучше, так лучше, — говорю. — Вещь ты видал: будешь брать, давай разговаривать, нет — разойдемся подобру-поздорову».
«Знаешь что, — говорит он мне, а лицо такое состроил, будто ему и разговаривать со мной тошно. — Я на таких плохих скрипках не играю, интересу нет. А вот для сына я бы, может, взял. Сколько ты за ее просишь?»
Это он, значит, хочет ее купить для того постреленка, что без штанов по улицам бегает. Готов заплатить за ее сто пятьдесят тыщ! А для тех, что постарше, отвалил бы и все двести или двести пятьдесят!
«Ну, — говорю, а уж не осмеливаюсь сто пятьдесят просить, — за сто тридцать пять тыщ отдам».
А про себя прикидываю, ежели начнет торговаться и я увижу, что всурьез хочет купить, я спущу цену до ста, а там и до девяноста. Деньги позарез нужны.
А он как вылупит на меня свои цыганские зенки.
«Ты что, в своем уме?»
Обернулся к своим дружкам и давай они хохотать-заливаться. Раззявили пасти с желтыми редкими зубами, а промеж их ишо утренняя мамалыга торчит.
Я на всякий случай спрашиваю:
«А что бы ты дал?»
Цыгане перестали смеяться. Милутин задумался.
«Ну, — говорит, — я бы дал, — а сам тянет, как бы ненароком не обмишулиться, — я бы тысяч пять дал».
О, мать твою цыганскую, ты ишо издеваться надо мной будешь!
«Давай сюда, — говорю ему и беру у его из рук скрипку. — Я лучше подарю ее какому-нибудь мальчонке. Пущай лучше он на ей учится».
Повернулась и пошла к дому.
«Слушай, погоди, — кричит, — ежели хочешь подарить, подари мне. И у меня есть дети».
«А тебе вот, — говорю, — и не подарю. Ступай-ка подобру-поздорову».
И выпроводила их на улицу.
Черт бы их побрал, думаю. И меня заодно, нашла с кем торговаться!
После того сна, как Миса ушел от меня недовольный, сижу я, значит, ночью в кровати и все думаю, как быть.
Надо бы придумать что. Пущай я малость запоздала и вовремя скрипку ему не положила, светопреставленья не случилось. И он, видать, неспроста мне выговаривал, он мне знак подавал, чтоб я чтой-то сделала. А вот что, самой надо придумать.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».