Венок Петрии - [62]
Семнадцать лет Миса с такой ногой прожил. Так и стоит он у меня перед глазами: выхватит сзади тонкую и закоченелую левую ногу свою, как сухую палку, быстро-быстро обнесет сбоку, выбросит перед собой и поставит на пальцы. Так вот и скачет, ровно в классики играет.
Как Ниджу Деревяшку никогда не могла я представить себе с двумя ногами, так и свого мужа едва-едва могу вспомнить на здоровых ногах. Во сне лишь и вижу его здоровым, ну и, понятно, на карточках, а то бы и вовсе забыла, каким он был прежде.
Сильно он переживал свое увечье. Сколько ночей, бедный, проплакал!
Много раз будил меня его плач. Говорю ему:
«Миса, ты чего, никак плачешь, Миса?»
А он не смотрит на меня, отвернется к шифонеру.
«Не плачу я, — говорит, — чего мне плакать, должно, приснилось что нехорошее».
Один-единственный раз, и то сильно пьяный был, признался мне:
«Петрия, и за что мне такое наказанье? — А сам плачет, в три ручья плачет. — Рази я человек теперича? На меня и смотреть противно. Рази ты, Петрия, можешь смотреть на меня так, как прежде смотрела? Лучше б мне тогда сразу голову размозжило и на месте убило, чем калекой всю жисть маяться».
Я к спине его прижалась, встать-то не смею и поглядеть ему в лицо тоже боюсь, чтоб не знал он, что я слезы его видала, и чтоб он моих не видал, глажу ему волосы на затылке.
«Миса, — шепчу ему, — не надо. Пожалей ты меня! Как ты можешь такое говорить? Ведь хужее могло быть».
«Нет, не могло, — говорит. — Хужее ничё быть не может!»
«Может, Миса, — говорю. — Что б я без тебя делала? Как бы ты меня одну оставил? Что б со мной-то было, как бы я-то жила? Об этом подумай».
«А как ты с таким вот жить будешь? Как я сам жить буду?»
«Как прежде жил, так и будешь жить, — говорю. — Для меня ничё не переменилось. Ты для меня кем был, тем и остался. Не так уж твоя нога и в глаза бросается. Ежели не знать, что с тобой стряслось, ничё и не приметишь».
Он и отвечает мне:
«Эх, Петрия, Петрия, говоришь, ровно я ребенок. Что ж, я сам не вижу? Зеркало-то есть!»
«Да правду тебе говорю: совсем почти незаметно, уж поверь мне. Кому же тебе верить, коли не мне? Сейчас, может, чуть и заметно, потому как брюки у тебя неподходячие. Я вот тебе сошью исподники, и брюки поширше купить надо, никто ничё и не увидит».
Сшила я ему исподники, и он уж до самой смерти трусов не носил. Купила из толстого сукна брюки. Видать-то, понятно, все было, но хочь он чувствовал себя лучше.
А зеркало большое, что у нас на шифонере было, сняла, отдала мастеру, чтоб он мне два маленьких сделал. Одно, видишь, вот здесь висит, а другое — в комнате. А Мисе сказала, что, мол, протирала его, поскользнулась на половике, зеркало и разбилось.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Мало-помалу перестал мой Миса по ночам из-за увечья своего плакать. Привык к ему, к чему токо человек не привыкает!
Поначалу возмущаешься, судьбу злосчастную не хочешь принять, бога и божью матерь клянешь, что промеж стольких людей тебя выбрали быть последним да убогим. И биться с ими готов, зубами бы вгрызся. А опосля видишь, что биться-то не с кем, что послано тебе это из такого далека, до которого у тебя руки коротки добраться. И потихоньку-полегоньку начинаешь свыкаться. Перестаешь возмущаться и бранить бога и судьбу, не винишь их боле. А заместо того разверзается в тебе вроде черная яма, до краев полная всяких бед и горестей, что, как черви, изнутри тебя гложут. И раз завелись они в тебе, их уж не вывести.
Так вот и Миса смирился вроде бы. Токо что пить стал пуще прежнего.
Посадили его на пензию, поди, полтора года не прошло, инвалидность дали. Он и взялся пить.
Пил он, само собой, и прежде, но тут стал пить без всякой меры. Бывали дни, когда я его и не видала, из кофеен не вылазил. Не просыхал просто. С дружками веселый, шутит, поет. Дома же слова от его не добьешься, будто я ему враг заклятый.
Да это ишо и не самое худшее.
Иной раз на дворе уж ночь, а его нет и нет. Что делать? Иду искать. Хожу от одного дружка к другому, из одной кофейни в другую, пока не отыщу. Ежели, конешно, он из поселка куда-нибудь не подался.
Иной раз напьется, навалится на стол или сползет на пол и заснет. Тут просто: подымаешь его и домой волочишь.
А застану его на ногах, он давай гнать меня да ишо перед всеми забулдыгами как последнюю мразь обложит. Встану под окнами и жду, пока кофейню закроют, тогда уж и веду его домой.
А то прикинется: ему, вишь ли, надоело, что я за им бегаю, подымется и тихо-мирно отправится со мной. А чуть отойдем, где потемней, давай бить.
И куда бьет, не смотрит, и кулаками, и костылем, и палкой, а коли упаду, так норовит здоровой ногой лягнуть. Чистый злодей. Ну и намучилась я с им за эти два года, прости его господи!
Бросит меня посередь темной улицы, а сам в другую кофейню пойдет. Ежели найдет открытую.
Назавтра, как протрезвеет, вижу, жалеет, что бил меня. Но слова не скажет, рта не раскроет.
«Что ты делаешь, Миса? — спрашиваю его. — За что бьешь меня, словно я тебе враг заклятый? Неужели заслужила я от тебя терпеть такое?»
Он и глядеть на меня не глядит.
«Занимайся своим делом, — прикрикнет. — А в мои не суйся».
«Каким, — спрашиваю, — моим делом? А рази это не мое дело?»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.
Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».
Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.