Венок Петрии - [60]
«И ты, — говорит, — передай им привет. А Каменче спасибо скажи».
Поглядела я на его получше, а у его левая нога, та, что во сне мне привиделась, вся в толстых кровавых бинтах, а поверх их железяки какие-то и вверх поднята. И вроде гири к ей прицеплены.
Пощупала я ногу ту тихонько рукой.
«Не отрезали?»
Он головой покачал.
«Нет».
«Не давай, — говорю, — резать. Ни за что не давай».
Миса опять головой покачал.
«Не дам, — говорит. — Не бойся».
Разговариваем мы так, вдруг за спиной у меня дверь распахивается и вбегает санитарка, что гналась за мной по колидору — верно, она, я ее толком и не видела, — а за ей санитар.
Кинулись они ко мне, хватают за руки, хотят вытащить меня из палаты.
«Что ты тут делаешь? — кричит санитарка. — Уходи отсюдова, всю больницу нам перезаразишь!»
Но меня на испуг не возьмешь. Я на ноги крепкая, уперлась — и ни с места.
Дернулась, вырвала свои руки.
«Не трожь, — говорю, — никакой заразы у меня нету. Отстань лучше!»
«Откудова тебе знать, есть она у тебя или нет. Уходи, здесь нельзя быть».
«Да погоди ты, — кричу, — дай мне с мужем повидаться! Двести километров проехала, тридцать пять пешком через горы шла. А ты меня выгонять будешь! Не пойду!»
Закричали тут и другие больные; вижу теперича, что и они живые.
«Оставьте, — кричат, — женчину в покое! С родным-то мужем небось можно поговорить. Бог весть откудова приехала!»
Но рази они понимают человеческие слова? Схватил за другой рукав и санитар. Давай тянуть меня из палаты.
Ишо мы так поторговались: выйдешь — не выйду, уйдешь — не уйду, но тут в палату доктор пришел. Посмотрел он на нашу свару, засмеялся.
«Отпустите ее, — говорит. Они меня тут же отпустили. — Ну вот что, — говорит он мне. — Пришла, повидалась с мужем, увидала, что он живой, а теперича, будь добра, уходи. Сюда никому входить не разрешается. Не ровен час хуже ему сделаешь».
Поддалась я на доброе слово. Что ж, думаю, мужа повидала, и впрямь можно идтить.
Кивнула головой доктору, отпустила Мисину руку. И задом пячусь к двери.
«Миса, — кричу ему, — не давай токо ногу резать! Ни за что не давай, Миса, и я тоже свого согласья не дам. Я тут буду, поблизости, не уеду, пока снова не повидаемся. Я скоро приду».
И вышла. Вывели они меня.
А Миса все глядел мне вслед с белой койки своими белыми глазищами, а в их — один страх.
«Пойдем со мной, — сказал мне доктор уже в колидоре, — я тебе расскажу, что с твоим мужем».
«Я для того, — говорю, — и пришла».
Повел он меня в свою докторскую комнату.
«Садись, — говорит. Начал он ворошить бумаги, вытащил какую-то коробку. — Но прежде, — говорит, — скажи, как ты попала в палату? Сегодня утром строго-настрого приказано никого не пускать».
«Как попала? — говорю. — Сестра внизу, извини, в тувалет пошла, я и прошмыгнула».
Он засмеялся.
«А как ты узнала, в какой твой муж палате?»
«Услыхала, — отвечаю, — санитар внизу спрашивал у сестры, куда положили шахтера из рудника».
«Ну, — говорит, — ловкая ты женчина!»
«Беда заставила, — говорю. — Кабы не беда, не гоняла б я здесь по вашим колидорам и с вами б не разговаривала. Мне б век вас, докторов, не видеть, не слышать».
Он закинул голову и хохочет, остановиться не может.
«Как зовут-то тебя?» — спрашивает.
«Петрия», — говорю.
«Да ты, Петрия, — говорит, — не токо ловкостью взяла, тебя и умом бог не обидел. Смотри-ка, все-то ты знаешь».
«Тоже беда научила, — говорю. — Нам всем счастья подавай, а от его одни дурни и вырастают. Беда да горе уму учат, ежели, конешно, выдюжишь, не поддашься, не окочуришься до времени. Вот и гляди теперича, что для человека лучше, счастье иль беда с горем пополам».
Он перестал смеяться.
«Ей-ей, Петрия, — говорит, — это ты хорошо сказала. И правда, ишо подумать надо, что для человека лучше».
Вытащил он из коробки снимки черные. Встал, к окну подошел. Поднял на свет.
«Вот, — говорит, — его нога. — И показывает мне. Я ничё не разбираю, голяшка вроде, и все. — У его оченно опасный перелом, в трех местах. Здесь, здесь и здесь».
Я заглядываю из-под его рук.
«Скажите мне, доктор, а это цельная его нога или токо кости?»
«Кости, кости».
«А мясо на ей есть или нету?»
«Есть, — говорит, — но, правду тебе сказать, все в клочья разодрано. Опасно он раненный, мы уж думали, оставлять ли ему ногу?»
«Отрезать хотели?»
«Думали, как лучше».
Я покачала головой.
«Богом прошу, не режьте. Не позволю. Коли решите отрезать ногу, скажите мне, и я тихо-мирно увезу его домой. Лучше ему умереть на двух ногах, чем жить на одной».
Он глянул на меня сверху — высокий мужчина-то, но глазом не моргнул.
«Я тебе говорю, что тяжелое у его ранение. Как его сцепка с тремя пальцами трахнула, ему всю ногу расплющило. А там, куда пальцы угодили, и мясо, и кости, и жилы — все разодрано. Когда его привезли, нога на одних жилах держалась, все прочее порвано было. Мы ему все зашили и в порядок привели. Теперича надо ждать, что из этого получится».
Вижу я, не станет этот человек за здорово живешь ногу отрезать. А я, дура, такое ему говорила. Вот уж и правда, свет не без добрых людей.
«А боль у его, — спрашиваю, — очень сильная была?»
Доктор отвечает:
«Ему сразу, ишо в шахте, а опосля в Брегове и в Ш. уколы от боли делали. И мы здесь тоже делаем. Счас у его нету болей».
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.
Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».
Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Охота на самцов» — книга о тайной жизни московской элиты. Главная героиня книги — Рита Миронова. Ее родители круты и невероятно богаты. Она живет в пентхаусе и каждый месяц получает на банковский счет завидную сумму. Чего же не хватает молодой, красивой, обеспеченной девушке? Как ни удивительно, любви!
В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.