Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - [10]

– Да, я могу говорить на этом языке.

Конечно, он говорил с акцентом, и акцент был вызван скорее всего тем, что его речевые органы чисто физиологически не были готовы использовать новое наречие. Как и всякий иной язык, ледомский был основан на звуках, близких именно ему, а не иным языкам – точно так же, как кельтскому языку, сохранившемуся в Шотландии, свойственен твердый приступ, французскому – обилие назальных звуков, а немецкому – звуков гортанных. Но, так или иначе, ледомский язык был создан для того, чтобы радовать слух, и, осознав это, Чарли вдруг вспомнил, какое удовольствие ему, еще ребенку, доставило разглядывание пишущей машинки с рукописным шрифтом, где хвостик одной буквы цеплялся к головке другой, а та, в свою очередь, примыкала к третьей. Так же вели себя и слоги в ледомском языке – они ласкали ухо и одновременно рот – в гораздо большей степени, чем это делал современный английский. Нечто похожее звучало из уст англичан в елизаветинскую эпоху, когда английский язык был более звучным. По-ледомски нельзя было говорить со сжатыми челюстями и знаменитым английским оскалом, который со временем так прочно утвердился в родном языке Чарли, что начисто убил культуру понимания по губам.

– Я могу говорить! – воскликнул Чарли на ледомском, и, услышав со всех сторон воркующие поздравления, признал: так счастлив он не был с тех пор, когда, семилетним мальчиком, проплыл свои первые метры вольным стилем и заслужил восторженную похвалу сверстников.

Сиес подхватил Чарли под руку и помог сесть. Чарли осмотрел себя. Оказывается, пока он был без сознания, его переодели в некое подобие больничного халата. Чарли посмотрел на Сиеса. «Я – Сиес» – он уже слышал эти слова несколько раз с тех пор, как оказался в Ледоме, но поскольку, не зная языка, был не способен различать его звуки, то воспринимал их цепочку как нечто бессмысленное. Теперь он все понял и улыбнулся – первый раз с тех пор, как попал в этот странный мир. Увидев улыбку на лице Чарли, хозяева вновь радостно заворковали.

Сиес представил человека в огненно-оранжевых одеждах.

– Это – Миелвис, – сказал он.

Миелвис сделал шаг по направлению к Чарли и произнес:

– Мы очень рады видеть тебя среди нас.

– А это – Филос, – сказал Сиес, показывая на человека в нелепых голубых шароварах.

Тот кивнул и улыбнулся. На лице у него застыло ироническое выражение, а быстрый блеск черных глаз говорил о том, что их владелец знает и умеет многое.

Заканчивая представлять собравшихся, Сиес показал Чарли на «зеленых»:

– Это Назив и Гросид.

Те широко улыбнулись, и Гросид произнес:

– Ты – среди друзей. И мы хотим, чтобы ты знал об этом.

Миелвис, которого его коллеги всеми силами стремились окружить плотной аурой уважения, кивнул и проговорил:

– Именно так, верь нам. И, если тебе что-нибудь нужно, просто скажи.

И все дружным воркованием подтвердили слова Миелвиса.

Чарли, который начинал чувствовать к своим хозяевам все большую симпатию, облизал губы и нерешительно произнес:

– Главное, что мне нужно… так это – информация.

– С удовольствием предоставим любую – все, что ты хочешь знать.

– Тогда, прежде всего, скажите – где я?

Миелвис, бегло глянув на коллег, ответил:

– В Первом медицинском центре.

– Это здание называется Первым медицинским центром, – объяснил Сиес. – А то здание, откуда мы пришли, это Первый научный центр.

– Миелвис – глава Первого медицинского, – подхватил Гросид, и произнесенное им слово «глава» стало означать не только «руководитель», но и «лидер», и «вдохновитель», и несло еще мириады оттенков смысла, которые выражали глубочайшее почтение к главе этого учреждения.

Миевис улыбнулся комплименту и сказал:

– А Сиес – руководитель Первого научного.

Сиес, также с улыбкой на лице, кивнул в сторону Назива и Гросида.

– А они – директора Первого детского центра. Думаю, тебе захочется познакомиться с их хозяйством.

«Зеленые» довольно кивнули, а Гросид приветливо заявил:

– Надеемся, что ты не будешь с этим тянуть.

Чарли озадаченно переводил взгляд с одного из собравшихся на другого.

– Ну, теперь ты видишь («видишь» в его исполнении означало «понимаешь и принимаешь»), что мы все с тобой, и мы здесь все на твоей стороне.

Полный смысл сказанного ускользнул от Чарли, хотя у него и создалось впечатление, что подразумевалось нечто большее, чем то, что было сказано, – как будто ему сейчас представили ни больше ни меньше как королеву Англии, президента США и Римского папу одновременно. Но единственное, что он мог придумать, так это простое:

– Спасибо!

Но и это слово было воспринято с радостью, и тогда Чарли обратил внимание на единственного человека, который не был удостоен специального представления. Это был Филос, тот, что в шароварах.

К удивлению Чарли, Филос ему подмигнул.

Миелвис же произнес небрежно:

– При посредничестве Филоса ты узнаешь все, что для тебя важно и интересно.

И это прозвучало двусмысленно. Миелвис построил фразу так, что было непонятно – Чарли будет изучать Филоса в качестве образчика здешней жизни, или же Филос будет его проводником и учителем по местной действительности. Так бывает, когда человек говорит «я не люблю лук», хотя собирается сказать «лук не любит меня». Во всяком случае, Филос не был удостоен ни особого внимания, ни почестей; да они ему, кстати, не очень-то были и нужны. Вероятно, он просто здесь работал.