Венеция. История города - [51]

Церковь Санта-Мария делла Салюте находится близко ко входу в Большой канал — там, где, по словам Генри Джеймса, «начинается его слава». (Заканчивается она «у железнодорожного вокзала, где начинается его унижение».) Если пройти дальше мимо Семинарии Патриаркале к краю бывшей Таможни, вы попадете к Пунта делла Догана и золотому шару — или, как более витиевато выразился Генри Джеймс, к «золотому глобусу, на котором вращается чудесная сатирическая женская фигурка-флюгер». Она, «эта Фортуна, эта Навигация, или как ее ни назвать — ей определенно нужно имя — ловит ветра всех сторон света в полу одежды, для чего ей приходится частично обнажить свое очарование». Перед ней открывается великолепный вид. Слева вдали видны здание Новых прокураций и деревья сада Реали, заложенного в 1814 году как парк при дворце Наполеона. Переводя взгляд правее, скользишь по колокольне и куполам Сан-Марко, колоннам Пьяццетты и Дворцу дожей. Прямо впереди расстилается зеленый лоскут Общественного сада, ближе видны церковь и колокольня Сан-Джорджо. Еще правее, на Джудекке, белые церкви Палладио — Дзителле и Иль Реденторе. И хотя Большой канал уже позади, так как в этой главе вы начали свое путешествие от его «униженной» части рядом с вокзалом, вас еще ждут свежие впечатления.

Глава шестая Венеция религиозная: церкви, скуолы и синагоги

В Венеции великое множество церквей, сверкающих и покрытых патиной времени, заброшенных и действующих, с куполами и кампанилами. И в их многообразие вносят свою лепту здания и часовни религиозных братств, или ску-оле. В 1732 году их было более трехсот. В настоящее время функционируют лишь некоторые из них, но многие здания сохранились. Первые строения подобного рода возвели в 1260-х годах сообщества флагеллантов. Эти люди бичевали сами себя, публично демонстрируя покаяние, по большим церковным праздникам, особенно же их активность возрастала во время вспышек чумы, в которых многие видели кару небесную за людские грехи. Скуола Гранде ди Сан-Рокко, названная в честь победителя чумы Святого Роха, была основана во время чумы 1478 года и снова стала играть заметную роль во время чумы 1575–1576 годов. К 1580-м вошел в обычай ежегодный официальный визит дожа в церковь Сан-Рокко в день этого святого, 16 августа. (В Лондонской национальной галерее есть картина Каналетто, изображающая одно из таких посещений. Вокруг скуолы выставлены картины, а дож и его свита несут букеты цветов как символическое средство против чумы.)

К тому времени, похоже, сами члены братств себя уже не бичевали, для торжественных случаев флагеллантов можно было нанять. Деятельность организаций сводилась в основном к благотворительности, богатые члены братств помогали бедным. Если руководство скуолы считало кого-то нуждающимся или достаточно благочестивым (благочестие измерялось прежде всего тем, насколько регулярно человек выполнял обязательные ритуалы), им помогали с пропитанием или жильем. Дочерей тех, кому приходилось нелегко, могли обеспечить приданым — если, конечно, они пользовались хорошей репутацией. Подобные поступки служили проявлением набожности и чувства гражданской ответственности. А вместе с тем они позволяли руководителям скуол почувствовать свое влияние и положение в обществе. (Дворяне тоже могли входить в братства, но скорее в роли почетных членов.) Это устраивало правящий класс, представители которого, в свою очередь, обращались к братствам за поддержкой, когда требовалось профинансировать строительство государственных галер, предоставить для них определенное количество гребцов или явиться на какую-нибудь церемонию, чтобы продемонстрировать одобрение политики правительства — отпраздновать мирные договоры, например. Особенно же остро необходимость в этих организациях ощущалась в тот период, когда Венеция впала в папскую немилость. Таким образом, было очень важно, чтобы скуолы подчинялись не патриарху и церкви, а напрямую Совету Десяти. Духовенство не занимало высоких позиций в скуолах и, как правило, появлялось лишь для того, чтобы отслужить мессу. И когда в 1606-м папа наложил на Венецию интердикт, вся Скуола Гранде ди Сан-Рокко в знак протеста вышла на улицы, неся перед собой даже мощи своего святого.

И потому из соображений государственной пропаганды, гражданской и братской чести и религиозного рвения члены братств изо всех сил старались получше украсить свои скуолы. А уж глядя на огромное помещение Скуолы Гранде ди Сан-Рокко, возведенное в 1549 году, можно сказать наверняка, что члены данной скуолы выполняли свою задачу со всей ответственностью. Когда Томас Кориэт пришел в 1608 году на праздник этого святого, его впечатлил «потрясающе богатый и величественный фронтиспис, сделанный из превосходного белого камня». Ему понравились три больших зала, и просто поразил уровень музыкантов, которые играли «так хорошо, так восхитительно, так необычайно, так очаровательно, так невероятно прекрасно, что даже все иностранцы были восхищены и ошеломлены, потому что никогда ничего подобного не слышали». В Большом зале, более просторном из двух помещений второго этажа, перед алтарем, сияющим «множеством замечательных украшений и огромным количеством серебряных подсвечников», Кориэт прослушал два трехчасовых концерта, наслаждаясь голосами певцов, звуками цитры, корнета, скрипичных трио, теорбы и виолы да гамба — в самых разных сочетаниях. И там было не менее «семи прекрасных пар органов». Более всего на него произвел впечатление нежный голос одного мужчины лет за сорок, который, как Кориэт с некоторым удивлением обнаружил, не был евнухом, но, несмотря на это, в его пении не чувствовалось ничего «вымученного, неестественного или жеманного, оно давалось ему удивительно легко, я никогда такого раньше не слышал». Соловей, возможно, поет лучше, сказал он, но не намного.