Венец - [11]

Антоний удивлён: прошлое уже забылось, будущее ещё не наступило. В настоящем нет патриархов, которые бы тащили императора, держа передний край щита.

Сходно с выносом гроба. Со стоящим (в прошлом) или сидящим (в будущем) покойником. Виноват: императором.

— Не будем. Тогда Государь топает пешочком в Феодоров монастырь, где преклоняет колена перед могилой предшественника своего, Великого Князя Ростика. Оттуда возвращается, уже верхом, в свой дворец.

Обозначить преемственность власти, уважение к родителю смоленских рюриковичей, «высочайшее прощение» участникам войн эпохи «топтания мамонтов» — необходимо. Десяток-другой хоругвей, из числа «вероятных противников» — долой.

— Деньги разбрасывать?

Разбрасывать гос. деньги — основное занятие всякого государя. Помётывать в народ — древняя царская традиция. Византийские кесари и русские цари регулярно этим забавлялись.

— Нет. У нас тут народ — гридни. Им векшицу бросить — обидеть. А гривной зашибить можно.

За время нашей сценарной деятельности в храме чуть прибрали. Антоний морщится, но на мой, крайне неискушённый взгляд — пристойно.

Обошли с ним церковь снаружи.

* * *

Где-то здесь (в РИ), в раскопках у Десятинной в начале ХХ века, будет обнаружена братская могила с «громадным количеством» людей всех возрастов, на костяках которых следы холодного оружия. «Над этой грудой скелетов лежал татарин, характерный монгольский череп которого был пробит страшным ударом боевого топора».

* * *

Понапристраивали тут всякого! Северного и южного фасада за прилепленными хибарами почти не видно. Послал своих пройтись. Не зря: вытащили несколько… странных персонажей. Двое буянить начали — прикололи. Чуть дальше, метрах в двадцати, на этой же площадке с дворцами, домик причта. Был. Сгорел. Между дымящих ещё брёвен мародёрничают какие-то… мародёры.

— Антоний, изменение. Государь выходит из храма и сразу в седло. В окружении слуг и охраны следует в монастырь. Оставшиеся разбредаются по своим подворьям.

— Его охрану? Поганых?!

— Нет. У него и нормальные есть, владимирские. Но пешком ночью пускать — опасно.

Глава 569

Насколько рискованно гулять по замирённому Киеву даже витязям-гридням, покажут (в РИ) похороны Добренького, князя Дорогобужского Владимира Андреевича.

В РИ Жиздор не угомонился.

«Изгнанный из Киева Мстислав Изяславич (Жиздор — авт.), гордый, воинственный подобно родителю, считал свое изгнание минутным безвременьем и думал так же управиться с сыновьями Долгорукого, как Изяслав II (Изя Блескучий — авт.) управлялся с их отцом. Будучи союзником Ярослава Галицкого (Остомысла — авт.), он вступил с его полками в область Дорогобужскую, чтобы наказать ее Князя, Владимира Андреевича (Добренького — авт.), ему изменившего (с „11 князьями“ — авт.). Владимир лежал на смертном одре (умер 28 января 1170 г.): города пылали, жителей тысячами отводили в плен… Напрасно ждав обещанного вспоможения от Глеба (Перепёлки — авт.), несчастный Владимир умер, и разоренная область его досталась Владимиру Мстиславичу (Мачечичу — авт.), столь известному вероломством.

Сей недостойный внук Мономахов, ознаменованный стыдом и презрением, отверженный Князьями и народом, долго странствовал из земли в землю, был в Галиче, в Венгрии, в Рязани, в степях Половецких; наконец прибегнул к великодушию своего гонителя, Мстислава; вымолил прощение и с его согласия въехал в Дорогобуж, дав обет вдовствующей Княгине и тамошним Боярам не касаться их имения».

Отношения между этими двумя «володеньками» давно уже крайне враждебны. В предыдущий раз, когда Мачечич пытался «погостить» в Дорогобуже, Добренький велел разбирать речные мосты на его пути.

В это раз мост не разбирали — зима, лёд, но ворота закрыли. Мачечичу пришлось, стоя внизу перед запертыми воротами, перед собравшейся на стене толпой, встать на колени и исполнить крестное целование о «ненанесении вреда».

За каждым князем — сотни его людей. Которые, следуя господину своему, стремятся верховодить среди новых его поданных. А в случае длительной кровавой вражды, как здесь, рады ещё и лично отомстить. За боевых друзей, погибших от рук бывших врагов, ставших ныне подчинёнными.

«На другой же день он преступил клятву, отнял у них все, что мог, и выгнал горестную невестку, которая, взяв тело супруга, повезла оное в Киев. Туда шел и Мстислав, усиленный дружинами Князей Городненских, Туровскою и Владимира Мстиславича…»

Мачечич в очередной раз (четвёртый?) изменил: перебежал к Жиздору, «обещал не искать удела» ни под Жиздором, ни под «братцем» или их сыновьями. Жиздор чудака, «известного вероломством», принял и поставил князем в неплохом городе.

Дальше Карамзин и С.Соловьёв дают примерно такую картинку.

Вдова, дочь одного из «11 князей» — Матаса, племянница Боголюбского, ограбленная «соратником» мужа, приходит в Вышгород и обращается к тоже «члену боевого братства одиннадцати», своему и покойного мужа родственнику, Давиду Попрыгунчику:

— Помоги исполнить последнюю волю покойного: похоронить у Св. Андрея в Янчином монастыре в Киеве.

Благое дело: помочь вдове, исполнить «последнюю волю», «родная кровь», «боевой товарищ», похоронить по-христиански… Отказать — «не по чести».