Вендетта, или История одного отверженного - [120]

Глава 32

«Всё приходит к тому, кто умеет ждать». Так писал великий Наполеон. Вся красота этого афоризма заключена в коротких словах «кто умеет», и я это очень хорошо знал и ждал, и вот наконец мое всё – моя месть – настала.

Медленно вращающееся колесо времени привело меня ко дню-предшественнику моей странной свадьбы – кануну моей вторичной женитьбы на собственной жене! Все приготовления были завершены, и нечего уже было добавить к блеску этого торжества. Поскольку церемония бракосочетания планировалась изначально довольно скромной и приглашены были всего несколько самых близких знакомых, то вся свадьба должна была пройти тихо. Романтика подобных знаменательных браков заключается не в их глубинном сакральном таинстве. Нет, самый смысл этого любопытного действа состоял в том изысканном праздничном вечере, когда великолепный пир и грандиозный бал, устроенные мною – счастливым женихом, которому все завидовали, – должны были состояться в отеле, что так долго служил мне домом.

Я не жалел никаких расходов на это мое последнее представление во всей блестящей карьере успешного графа Чезаре Олива, после которого должен был упасть черный занавес и скрыть разыгрываемую драму, чтобы больше никогда не подняться.

Абсолютно все, что искусство, изысканный вкус и королевская роскошь могли предложить, было включено в программу этого сказочного бала, на который разослано было сто пятьдесят приглашений, и ни одно из них не встретило отказа.

И теперь – теперь, накануне этого дня моего последнего испытания, – я сидел наедине с моей женой в гостиной Виллы Романи, легкомысленно болтая с ней на различные темы, связанные с торжествами завтрашнего вечера. Длинное окно оставалось открытым, и теплое весеннее солнце ложилось, как сотканная из золота завеса, на нежную зеленую траву; птицы пели от радости и порхали с ветки на ветку, то балансируя в полете над своими гнездами, то свободно взлетая в безоблачные синие небеса; огромные бутоны магнолии сливочного цвета, казалось, готовы были взорваться, превратившись в широкий великолепный цветок между больших темных сияющих листьев; ароматы фиалок и первоцветов витали в каждом глотке восхитительного воздуха; и вокруг широкой веранды карабкалась белая китайская роза, которая уже развернула свои небольшие плоские, как розетки, цветы навстречу ароматному ветру. То была весна в Южной Италии – в той земле, где она самая прекрасная среди всех прочих стран мира – внезапная и яркая в своей красоте, какой может быть улыбка счастливого ангела. Господь Всемогущий! Говоря об ангелах, не наблюдал ли я истинного ангела в своей собеседнице в тот момент? Что это было за прекрасное создание; она могла бы затмить даже дев в Райском Гареме Магомета своими прелестями, которыми лишь я один мог с гордостью любоваться без всякого упрека: темные глаза, вьющиеся золотые локоны, ослепительно прекрасное лицо, формы, способные соблазнить даже рыцаря Галахада, и губы, чьих поцелуев напрасно стал бы ждать сам император. Напрасно? Пожалуй, нет! Не совсем напрасно, если бы только его императорское величество смог предложить достаточно крупную взятку, скажем, бриллиант размером с голубиное яйцо, то, вероятно, смог бы приобрести один или два поцелуя этого соблазнительного красненького ротика, что казался слаще спелой клубники. Я украдкой поглядывал на нее время от времени, когда она не замечала этого, и весьма был доволен маскирующими темными очками, поскольку знал и чувствовал, что глаза мои излучали ужасный взгляд полуголодного тигра, готового броситься на долгожданную добычу. Сама она пребывала в исключительно веселом настроении; своим смеющимся выражением лица и проворными движениями она напоминала мне какую-то тропическую птицу с царственным оперением, покачивающуюся из стороны в сторону на ветке, столь же прекрасно цветущей.

«Вы словно сказочный принц, Чезаре, – сказала она с коротеньким довольным смешком. – За что бы вы ни взялись – все получается великолепно! Как приятно быть таким богатым – нет ничего лучше в целом мире».

«Кроме любви!» – отвечал я во мрачной попытке казаться сентиментальным.

Ее огромные очи потеплели, как доверчивые глаза ручного оленя.

«Ах, да! – и она улыбнулась с выразительной нежностью. – За исключением любви. Но когда у человека есть и любовь, и богатство, каким же раем может стать его жизнь!»

«Таким великолепным раем, – кивнул я, – что вряд ли стоит даже пытаться попасть в Рай небесный! Вы ведь создадите для меня рай, моя Нина, или вы всего лишь будете любить меня столь же сильно – или столь же мало – сколь вы любили вашего покойного мужа?»

Она пожала плечами и надулась, как испорченный ребенок.

«Почему вам так нравится заводить разговор о моем покойном муже, Чезаре? – спросила она злобно. – Я уже так устала от его имени! Кроме того, не всем нравится, когда им постоянно напоминают о мертвецах, а он умер ужасной смертью! Я часто вам говорила, что совсем его не любила. Он мне слегка нравился, и я почувствовала себя ужасно, когда тот страшный монах, который сам выглядел как призрак, пришел и сказал, что Фабио умер. Вообразите, внезапно услышать такую новость, когда мы с Гуи… синьором Феррари практически были за завтраком! Мы оба были поражены, конечно, но мое сердце от этого не разбилось. А сейчас я и вправду люблю вас…»