— Ты же понимаешь, я не могла вас не подслушать, — заявила мама, приобнимая отца, когда он закрыл за собой дверь моей комнаты.
— Конечно, как и положено настоящей женщине, — заявляет он, с улыбкой, уже совсем лишившись торжественного тона Магистра Ордена.
— Пойдем на кухню, сделаю чаю, расскажешь мне про свои тайные дела. Давно выдумал? Или импровизация, колись? — на лице мамы играло лукавство, но тон выдавал еще тревогу: «Чем-то это кончится»?
— Импровизация. Давно. Всегда. Всё вместе. Ты же знала, за кого идешь замуж. Они пришли на кухню и, оставшись наедине, наконец, перестали выглядеть озабоченными родителями и превратились просто в любящую пару, где многое понятно без слов.
— Ты хочешь, чтобы он так и бросался на все амбразуры? Чтобы в следующий раз пришел с переломом, а потом и с дыркой в голове? И когда ты ему скажешь, что никакого Тайного Ордена нет? Или когда он сам поймет? Об этом ты подумал? — мама явно копила эмоциональный заряд еще с момента открытия двери в столь поздний час. Хотя подслушанный обряд не мог оставить равнодушным даже женское сердце. Тон вопросов был куда мягче, чем мог оказаться полчаса назад.
— Подумал. Он впервые прошел через такое испытание. От того, что мы скажем ему сегодня, возможно, зависит вся его дальнейшая жизнь. Вся его судьба как мужчины. И тут лучше не продешевить. Послушай себя, фраза «бросаться на амбразуру» вошла в нашу речь, потому что были такие мужчины, с большой буквы, которые подставляли свою грудь вновь и вновь, за нас с тобой в том числе…
— Ох, не начинай. Я знаю, знаю. Ты хочешь нашему сыну такой судьбы? — Мама возражала, потому что она мама и такова её природа.
— Неужели кто-то хочет такой судьбы? Да минует нас чаша сия. Но чья-то грудь должна быть следующей, чей-то потрет должен висеть на стене и в момент истины, пусть у нашего сына найдутся силы не отвернуть взгляд… Давай будем надеяться, что потеря велосипеда будет в нашей жизни самой трагической. Чайный тост за это!
Родители сдвинули чашки с горячим чаем, и папа обнял маму, целуя её в ямочку на шее, в ушки, в щечки и наконец, в молодые и горячие губы.
— Что же касается, есть Тайный Орден или нет. Это еще большой вопрос. Даже если в нем нас двое, это уже много. Бесконечно больше нуля. И даю тебе слово, если ребенка не разуверять, он найдет других орденских братьев, а не найдет, так примет сам! И пойдет о них слава по всей Руси великой. Спросишь, как это? А вот тут и начинается большая военная мальчишовая тайна, не для женских ушей, — и папа потянулся к маме, чтобы новым поцелуем замкнуть её уста от дальнейших возражений.
— Погоди, нежный мой. Велосипед-то будем снова покупать?
— Нет. Это важный урок сыну. За добро надо платить. Иначе все были бы добренькими. В Тайные Ордена без жертвы не берут. Но погоди, обидчики, мы знаем, учатся в его школе. Так что велосипед будем не покупать, а добывать, — и тут на его губах играла улыбка, которая бывает только у настоящих рыцарей.
В это время я лежу в своей кроватке и вижу сны. В них легионы таинственных рыцарей на стальных конях несутся как ветер, горящими мечами погоняя полчища злодеев и подлецов. Я сладко улыбаюсь во сне, по-детски причмокиваю. Я обещал. Это время придет.
